Владимир Ахмедов
Роль военных в процессе «Арабской весны» на Ближнем Востоке.
Приход военных к власти в ряде ключевых государств Арабского Востока после второй мировой войны оказал долговременное воздействие на процесс эволюции не только этих государств, но и региона в целом. Особен¬ности военно-гражданских отношений на Ближнем Востоке во многом определили специфику развития основных политичес¬ких процессов в арабском регионе. Проблематика, связанная с ро¬лью вооруженных сил в политической жизни ближневосточных государств, стала особенно актуальной в условиях революционных событий на Ближнем Востоке.
Утверждение у власти военных в арабских странах явилось следствием фактического от¬сутствия в обществе иной реальной социальной и политической силы на этапе обострения внутриполитических и социальных противоречий, Превращаясь в один из “центров силы”, армия становилась организатором це¬лого ряда переворотов и мятежей. Послевоенный период был своеобразным “золотым веком” военных переворотов на Араб¬ском Востоке. С 1961 по 1969 гг. в 9 арабских странах произошло 27 переворотов и попыток взять власть вооруженным путем. За 22 года (с 1949 по 1971 гг.) в Сирии произошло 8 военных пере¬воротов, в Ираке – 3 за 10 лет (1958-1968 гг.)
Силовое вмешательство военных в политику являлось, как правило, результатом социальных революций, осуществленных в форме переворотов. Приход к власти военных в Египте, Сирии, Ираке и ряде других арабских стран содействовал укреплению внутриполитической стабильности, ликвидации внутренней междоусобицы.
С первых дней независимости во многих арабских странах военные располагали значительным влиянием в руководстве страны. Именно из офицерской среды вышли все президенты Египта — М. Нагиб, Г.А. Насер, А. Садат и бывший глава го¬сударства X. Мубарак. Поэтому военные быст¬ро превращались в важнейший элемент новой элиты, контро¬лирующей основные сферы государственной деятельности.
Утверждение армии и сил госбезопасности в государстве и обществе в качестве определяющей политической силы имело неоднозначные последствия для развития арабских стран и их вооруженных сил. С одной стороны, удалось избежать внутрен¬них междоусобиц, противостоять внешним угрозам, укрепить центральную власть, консолидировать общество, мобилизовать массы на решение острых социально-экономических проблем и таким образом продолжить движение по пути самостоятель¬ного развития после достижения политической независимости. Приход военных во власть инициировал глубокие изменения в общественной жизни и сдвиги в политической структуре обще¬ства, укрепил позиции нарождавшихся новых социальных сил. Армия привела к власти представителей мелкобуржуазных и средних слоев арабского общества. Значи¬тельная часть офицерского корпуса в 1950-1960-е годы была представлена выходцами именно из этих слоев, являвшихся но¬сителями националистических настроений различного толка. Данное обстоятельство обусловило роль армии в политической системе арабских стран. С другой стороны, в государстве утвердилась авторитарная система власти, а развитие подлинно демократических институтов уп¬равления, гражданского общества было прервано. Поэтому внутриполитическая стабиль¬ность арабских стран на последующих этапах развития во мно¬гом определялась прекращением соперничества между граж¬данскими элитами и военными. Иными словами установлени¬ем и поддержанием определенного баланса военно-гражданских отношений в обществе.
После череды военных переворотов наступил период отно¬сительной стабилизации политической власти в арабских стра¬нах. В результате на рубеже 70-80-х гг. XX века вооруженные си¬лы обрели новую роль защитника власти, а не ее основного со¬перника. Добиться этого удалось во многом за счет централизации роли армии и органов безопасности в процессе эволюции по¬литических институтов государства. В результате армия превра¬тилась в особый институт государства, а военные были выведе¬ны из-под контроля общества. Поэтому в политическом плане лояльность большинства арабских армий больше соотносилась с режимом, нежели с народом, демократической системой или военной наукой.
По мере развития и укрепления гражданских институтов политической власти в арабских странах их правители все боль¬ше стремились ограничивать влияние военных на внутреннюю и внешнюю политику своих государств. Применительно к реа¬лиям арабских стран это означало поиск эффективных средств, способных удержать армию от вооруженного захвата власти. Одним из важных элементов политики властей по налажива¬нию сотрудничества с армией служили личные отношения араб¬ских лидеров с национальными вооруженными силами. Бывшие прези¬денты Египта X. Мубарак и Сирии X. Асад ко¬мандовали в свое время военно-воздушными силами своих ар¬мий. То же можно сказать и о молодом поколении арабских руко¬водителей. Нынешний король Иордании Абдалла II командовал войсками спецназа и, возможно, продолжил бы свою успешную военную карьеру, если бы не стал монархом. В арабских монархиях Персидского Залива, главным образом в Саудовской Аравии, наличие членов правящих королевских династий на высших постах в армии и спецслужбах являлось своеобразным контрольным механизмом, обеспечивающим лояльность армии и подчеркивающим ее роль как хранителя государства. Одновре¬менно правители этих стран стремились деполитизировать военных, нанимая иностранных специалистов, и передавая ос¬¬новные рычаги управления в государстве гражданским полити¬кам. В большинстве конституций арабских стран имелись ста¬тьи, которые устанавливали правовой статус вооруженных сил. Законодательство Египта запрещало военнослужащим зани¬маться политической деятельностью и принимать участие в ра¬боте каких-либо политических партий и организаций. Таким образом, государ¬ство стремилось законодательно закрепить свой контроль над армией, одновременно придав ей характер “народности”.
Одними из наиболее распространенных средств контроля над вооруженными силами являлись индивидуальное матери¬альное стимулирование военных и финансовая поддержка ар¬мии в целом. Как правило, расходы на оборону в ключевых государствах Арабского Востока составляли до 1\3 бюджета страны.
Во многих арабских странах устанавливались особые фор¬мы контроля над армией. Наиболее общей для всех стран реги¬она формой такого контроля служило увеличение служб без¬опасности и создание так называемых “параллельных” военных ведомств. Наряду с выполнением задач по обеспечению без¬опасности, спецслужбы зачастую имели большое влияние на главу государства в определении политики режима. Таким обра¬зом, роль специальных служб и органов безопасности в обще¬ственно-политической жизни арабских стран стала постепенно приобретать особую значимость, в том числе и с точки зрения усилий власти по деполитизации национальных вооруженных сил. В то же время возможности арабских спецслужб были огра¬ничены, если речь шла о подавлении крупного антиправитель¬ственного мятежа в регулярных армейских частях или массовых народных выступлений против власти. Поэтому на рубеже 1970-1980-х. гг. в большинстве стран ре¬гиона регулярная армия постепенно разделяла свою прежнюю функцию контроля над внутриполитической обстановкой в стране с “параллельными” воинскими формированиями. Как правило, они были тесно связаны с режимом общинными и этноконфессиональными узами и интересами. Личный состав этих элитных войск подвергался усиленной идеологической об¬работке и имел значительно больше привилегий, чем в обыч¬ных службах безопасности и регулярных армейских частях. Ха¬рактерной особенностью “параллельных” войск являлось то, что они могли быть использованы скорее для подавления внут¬ренних беспорядков, чем для защиты государства от внешнего противника.
В Саудовской Аравии “параллельные” войска были представлены национальной гвардией. Национальная гвардия Саудовской Аравии по своей численности (3 механизирован¬ные бригады, 5 пехотных бригад) была практически равна регу¬лярной саудовской армии (3 бронетанковые бригады, 5 механи¬зированных бригад, одна воздушно-десантная). “Параллель¬ные” войска имели ряд отличительных особенностей. Как пра¬вило, они имели самостоятельную командную структуру. В той же Саудовской Аравии армия и Национальная гвардия находи¬лись под контролем различных принцев. Национальная Гвар¬дия подчинялась непосредственно королю до 1962 г., когда ко¬роль Фейсал назначил ее командующим наследного принца Аб- даллу. Наряду с Национальной Гвардией в КСА действовали Специальные силы безопасности, подчинявшиеся непосред¬ственно министру внутренних дел “Параллель¬ные” войска были укомплектованы выходцами из тех групп на¬селения, которых лидеры считали наиболее лояльными и пре¬данными. Национальная Гвардия в Саудовской Аравии обычно рассматривалась как “племенная сила”, сформированная в от¬личие от обычных армейских подразделений исключительно по родоплеменному принципу из племен, лояльных правящей ди¬настии. “Параллельные” войска дислоцировались в местах, на¬иболее “чувствительных” с точки зрения обеспечения безопас¬ности режима. Важным инструментом политического контроля над всеми силовыми структурами государства являлась кадровая полити¬ка арабских лидеров. В Сирии весь высший командный состав армии и спецслужб были членами правящей ПАСВ. Они подчинялись не только своему военному руководству, но и партийному в лице самостоятельного военно¬го отдела партии. В основу ротации кадров был положен не принцип меритократии, а политической целесообразности. В армии и спецслужбах происходила частая ротация старших ко¬мандиров с тем, чтобы не допустить формирования вокруг них групп единомышленников. В целом, арабские правительства много сделали для пред¬отвращения открытого вмешательства военных в политичес¬кую жизнь своих стран и сохранения достигнутого уровня воен¬но-гражданских отношений. Тот факт, что в ключевых странах Арабского Востока — Египте, Сирии и Ираке — после 1970-х гг. не происходили военные перевороты, может свидетельствовать об эффективности такой политики и наличии достаточно ши¬рокого диапазона техники выстраивания отношений власти с военными.
В отличие от периода 1950-1960 гг., характер вмешательства армии в политику в ходе арабских революций заметно отличался от прежних лет. Прежде всего, это касалось степени вовлеченности военных в политический процесс, объема власти, находившейся в руках военных, характе¬ра ставящихся ими целей и решаемых задач. В условиях «арабской весны», начавшейся в Тунисе и получившей мощное продолжение в Египте участие военных в политике сводилось к выполнению функции “арбитра”. Они не столько стремились к захвату политической власти и длительному личному управлению государством, сколько к “наведению порядка” в нем. Целями таких политических интервенций чаще всего являлись: сохранение баланса сил между сопер¬ничающими политическими группировками, укрепление кон¬ституционных основ власти, предотвращение резких перекосов в системе распределения экономических благ. В ряде случаев военные ставили целью изменение политического курса предыдуще¬го правительства, повышение эффективности управления, пере¬распределение части властных полномочий и общественных бо¬гатств, дабы избежать серьезных политических потрясений в стране. Как правило, они не стремились к коренным преобразо¬ваниям экономической и политической системы. Более того, все чаще военные предпочитали действовать руками граждан¬ских политиков, однако если им не удавалось таким образом до¬стигнуть намеченных целей, они брали бразды правления в свои руки, но затем, как правило, достаточно быстро возвращались в казармы.
В условиях «арабской весны» армия превратились в важный, а в ряде случаев в решающий фактор определения общественно-политических рамок революционного движения и его дальнейших перспектив. Действительно, главной движущей силой революционных движений стали арабские народы. В тоже время вооруженные силы сыграли определяющую роль с точки зрения успеха или неуспеха этих революций, определили их рамки и пределы, а также сценарий развития событий. При этом в зависимости от страны эта роль выражалась абсолютно по-разному. Действия военных определялись рядом факторов. Во-первых, характер взаимоотношений военной корпорации и власти. Во-вторых, природа и культура взаимоотношений, сложившихся внутри военной корпорации. В-третьих, особенности военно-гражданских отношений. В-четвертых, суть политических расчетов, которые военные строили в отношении происходящих событий. В-пятых, структура вооруженных сил и внутрикорпоративная поведенческая этика и стереотипы, прежде всего в руководящих структурах силового корпуса. Общим же для этих стран являлось то обстоятельство, что военные стали одним из главных факторов перехода к новой власти и общественному устройству.
В Тунисе командующий армией генерал Ращид Омар предпочел революцию сохранению прежнего режима. Находившиеся под его командованием войска не открывали огонь по мирным демонстрациям и восставшему народу. В какой-то степени подобная позиция тунисских офицеров была предопределена сложившимся накануне революции балансом сил в силовом блоке. Позиции спецслужб и сил безопасности (прежде всего в лице МВД) были значительно весомее и влиятельнее в государстве, чем армии. В результате армия встала на сторону революции, нейтрализовав аппарат подавления собственных спецслужб. При этом у тунисских революционеров на переходном этапе не возникало опасений, что армия установит свой контроль над политической властью гражданских лиц.
В политической культуре Египта с давних времен укоренилось понятие, выражавшееся на практике в том, что во главе государства должен находиться военный, который знает искусство войны и цену мира. Однако революционная египетская молодежь, поддержанная широкими народными массами, изменила эту установку и выступила против этой вековой практики. С 25 по 28 января 2011 года армия занимала нейтральную позицию в отношении революционных событий на площади Тахрир в Каире. Однако уже вскоре на ряде армейских БМП и БТР стали появляться антиправительственные надписи и лозунг – «народ и армия – одна рука». После 28 января 2011 г. армия стала постепенно вмешиваться в политический процесс. При этом армия не выступила против революции. 11 февраля 2011 года указом покинувшего свой президентский пост Х. Мубарака армии было приказано взять бразды правления в свои руки. Однако еще раньше 1 февраля 2011 года созданный военными Высший военный совет Египта своим указом №1 выступил в поддержку египетской революции и защиту ее завоеваний. Однако армия Египта на этом не остановилась. Она, как известно, распустила парламент. Был образован Военный совет который фактически организовал в течение 6 месяцев законодательные выборы, создал временную конституцию и подготовил выборы президента. Занятая египетскими военными позиция в отношении революционных событий, во многом определялась историческими традициями армии, ее местом и ролью в египетском обществе. Исторически (со второй половины XIX века) армия Египта увязывала свою судьбу и миссию с интересами народа и никогда с ним не воевала. К тому же за последние десятилетия армия была достаточно деполитизирована в том смысле, что не имела каких-то особых политических обязательств перед властью и была слабо связана с ней идеологически.
В Ливии структура вооруженных сил разительно отличалась от туниской. В отличие от регулярных армейских частей, которые были плохо оснащены и слабо финансировались, М. Каддафи создал параллельные военные структуры, поставив во главе их своих родственников и преданных людей. Именно эти структуры, играли роль «настоящей» армии. В тоже время эти войска были функционально предназначенные не столько для защиты внешних рубежей страны, сколько охраны режима. К тому же их личный состав рекрутировался в основном из наемников. Именно это обстоятельство во многом предопределило военное поражение режима М. Каддафи после вооруженного вмешательство в ливийские дела сил НАТО.
В Йемене армия фактически раскололась на ряд отдельных подразделений, которыми командовали сыновья, ближайшие родственники президента, его соплеменники и люди из верного окружения. В противоположность этому ряд дивизий и военных округов фактически возглавили революцию пытаясь придать ей мирный характер и не допустить насилия над гражданским населением. Сторонники бывшего йеменского президента А. Салеха в армии использовали ее боевую мощь для убийства сотен тысяч мирных граждан.
Таким образом, в отличие от Египта и Туниса, действия йеменской армии в отношении революции не имели под собой единой позиции, что и предопределило ее раскол.
Похожая ситуация сложилась и в Сирии. В течение первых 6 месяцев с начала длящегося свыше 20 месяцев революционного движения значительная часть сирийских вооруженных сил поддержала режим и фактически выступила против собственного народа с оружием в руках. Благодаря позиции военных, сирийский феномен стал уникальным в истории «арабской весны». Во многом подобная позиция военных объяснялась тем, что армия в Сирии была сильно идеологизирована и политически тесно связана с режимом, с которым высший командный состав армии и спецслужб олицетворял себя больше чем с народом и обществом.
Таким образом, роль армии в «арабской весне» стала весомым фактором с точки зрения итогов революционных движений. В случае если армия вставала на сторону восставших, то успех революции был обеспечен, если же армия выступала против революции, то противостояние сторон затягивалось, превращаясь нередко в пролог масштабной гражданской войны или осуществления контрреволюции.
Вне зависимости от поведения военных, в странах охваченных революционным подъем, отношение к армии в обществе стало стремительно меняться. Ревизии подвергались основополагающие принципы построения рамок взаимодействия армии и народа. В Тунисе, Египте, не говоря уже о Ливии, Йемене и Сирии, подавляющая часть революционно настроенных масс уже не столь однозначно воспринимала армию как институт государства, стоящей на защите интересов народа, силу, появившуюся и окрепшую в условиях подъема антиколониального движения и противодействующую внешнему врагу, прежде всего в лице Израиля.
Во многом это было связано с тем, что за последние полвека роль армии в арабских странах изменилась коренным образом. Из армии освободительной в борьбе с колониальными силами и Израилем, защитницы интересов народа, армия превратилась в инструмент обеспечения безопасности режима и его защиты, прежде всего. За последние 3-4 десятилетия правящие арабские режимы монополизировали основные сферы политической и социально-экономической жизнедеятельности в своих странах и поставили силы безопасности и армию на службу охраны своих интересов и богатств. В результате в армии сформировалась новая культурная среда и новые взаимоотношения, появился новый тип офицера. Изменилась психология армии и спецслужб. За этот же период эволюционировала природа самой власти, порядок распределения богатств, характер участия народа в этом процессе. Власть все больше сужала круг лиц из числа лояльных ей чиновников и их близкого окружения имевших доступ к национальным богатствам своих стран. В условиях растущего социального неравенства усиливался дисбаланс между различными слоями населения и перспективы создания предпосылок для развития в них гражданского общества сводились к «нулю». Постепенно стала меняться психология средних слоев населения этих стран и, как следствие, характер военно-гражданских отношений в них.
Сегодня в странах победившей революции основной проблемой является вопрос перехода власти в руки гражданских политиков и отвода военных от интервенционистского участия в политической жизни. От того, как будут решаться эти вопросы, во многом зависит определение типа будущей модели политического устройства и развития этих государств. С учетом того, что современные политические процессы в этих странах протекают с учетом глубокого исторического контекста, опасность политической интервенции армии, прежде всего, консервативно настроенного офицерства и вероятность осуществления контрреволюционного переворота по-прежнему сохраняется.
В Тунисе армия обеспечила переход власти к гражданским лицам. Сегодня в Тунисе предпринимаются попытки наладить нормальный демократический процесс. Военные не выказывают никаких признаков того, что они хотят вмешаться в политику или руководить властью, управлять политическими процессами в стране. Во многом это объяснятся тем, что еще до революции в Тунисе в период правления Бен Али, армия по сравнению со спецслужбами играла весьма скромную роль в политической жизни страны и определении вопросов ее безопасности. К тому же тунисское офицерство отличалось весьма слабыми политическими амбициями, и было более профессионально ориентированным, нежели политически ангажированным. Поэтому армейское командование страны хорошо понимало, что политика с позиции силы, навязанная армией, в конечном счете, способна подорвать авторитет военных в обществе.
Одной из таких стран является Египет. Армия в Египте традиционно значительно глубже вовлечена в политику, чем в Тунисе. Процесс участия военных в общественно политической жизни Египта начался еще до революции 1952 года. Если вспомнить события 1881 года и восстание аль-Ораби, то станет понятно, что исторически в Египте военные, армия играли важную роль в общественно-политической жизни страны. Данное обстоятельство нашло отражение в политической культуре Египта и восприятии военных в египетском обществе. В 1908 году произошло восстание младотурков, которое положило конец владычеству Османской империи, и постепенно распространило культуру вмешательства военных в политику, в том числе в виде военных переворотов, на арабские страны, которые находились в составе Османской империи. Всего в арабских странах с 1936 года по 1970 годы произошли 41 военный переворот и попытка его осуществления.
После революции 1952 года все руководители Египта были выходцами из военной среды. При этом вмешательство армии в политику не обязательно значило военный переворот или установление прямого господства над политической властью. Речь, прежде всего, шла об оказании давления, влияния на правящую элиту как военную, так и гражданскую и защите своих особых привилегий. Примером подобной тактики военных в пост революционном Египте может служить так называемый конституционный документ (особенно, пункты 9,10), в котором Высший военный совет предпринял попытку защитить свои интересы. В тоже время нельзя недооценивать роль армии в обеспечении победы революции и, шире, в процессе развития современного Египта и его вооруженных сил. Немалое влияние на различные слои египетского общества оказывают и традиционные представления о слабости гражданской элиты, которая нуждается в определенном руководстве со стороны военных и помощи, особенно в сложных ситуациях, когда, например, надо заполнить возникающий внутри страны политический вакуум, чтобы не произошло еще более сильных внутренних потрясений.
С другой стороны в сегодняшнем Египте не только армия оказывает влияние на процесс принятия решений. Сами военные в лице Совета подвергались сильному воздействию со стороны революционной молодежи, которая в ходе не прекращающихся с конца декабря 2011 года волнений в стране сумела многого добиться от находящихся у власти военных. Так, Совет был вынужден пересмотреть ранее озвученные сроки (сентябрь 2012 года) передачи власти в стране в руки гражданского руководства, сместив их на июнь 2012 года. В этой связи, ряд экспертов считали, что военные не планируют оставаться у власти или во власти в Египте после июня 2012 года. Действительно, после прихода к власти в Египте М. Мурси новый президент фактически лишил Военный Совет прежних властных полномочий, произвел ряд крупных кадровых перестановок в армии и спецслужбах, явно стремясь поставить военных под контроль новой политической власти.
В тоже время, нельзя исключать, что вновь избранный президент, с учетом той важной роли, которую армия играет в современном Египте, будет вынужден сохранить прежнюю роль военных в политической жизни страны, чтобы самому удержаться на властном поприще.
Действия сирийской армии сильно отличаются и от поведения военных Туниса и Египта, и имели свои особенности. Если в Египте по оценке ряда экспертов произошла «белая» революция, суть которой определялась свержением президента силами военных, то в Сирии в этом смысле сложилась «нулевая» ситуация. Главная особенность политической системы Сирии заключалась в том, что армию невозможно было отделить от режима и президента. Поэтому падение режима неизбежно означало падение армии. За 40-летний период правления Асадов военная элита фактически подчинила себе гражданские элиты и общество. В результате средний класс, на который ориентируется армия в определении своей гражданской позиции, как самостоятельный субъект внутренней политики, фактически перестал существовать. В тех странах, где происходила революция, ее авангардом выступало гражданское общество и его передовой отряд в виде средних слоев населения. Таким образом, в Сирии пока сложно представить ситуацию, когда бы режим Асада ушел, а военные остались на переходный период, как это произошло в Египте. Подобная ситуация в Сирии может закончиться «сносом» всей политической системы страны.
Сегодня в странах победившей революции остро стоит вопрос, какую роль армия сможет сыграть на этапе перехода этих стран к демократии и можно ли говорить о возможности демократизации самой армии в условиях переходного периода.
От позиции военных во многом зависит и дальней¬ший ход модернизации, и судьбы самих арабских режимов. Это особенно заметно в нынешний, непростой для арабских стран, период смены правящих элит и трансформации общества от жестко авторитарных типов правления к развитию в нем про¬цессов политической либерализации и демократизации. Арабский мир стоит сегодня перед выбором. С одной стороны, без политической модернизации нельзя добиться уменьшения влияния военных на политику и поставить армию под контроль гражданского об¬щества. С другой стороны, в представлении самих военных мо¬дернизация в регионе должна быть связана, прежде всего, с ук¬реплением единства общества, сохранением территориальной целостности государства, проведением экономических реформ и строительством эффективных вооруженных сил, т.е., по су¬ществу, сводиться к модернизации экономической. Политиче¬ская же либерализация, особенно в условиях региональной не¬стабильности, возросшей угрозы раскола общества по религи¬озному и этническому признакам, усиления политической ак¬тивности «исламистов», рассматривается ими, в лучшем случае, как отдаленная перспектива. Сохраняющиеся элементы прежней конфигурации власти бло¬кируют новые инициативы и консервируют традиционную сис¬тему выдвижения руководящих кадров. В результате, влияние военных в политике в условиях переживаемого регионом кри¬зисного этапа развития остается весьма значительным, потому, что гражданские политики далеко не всегда способны обеспе¬чить долговременную политическую стабильность и эффектив¬ное управление страной. Несмотря на происходящие перемены, значительная часть арабского поли¬тического класса продолжает смотреть на многие процессы в стране глазами военных, опасаясь бросить вызов армии, и видит в ней защиту от роста влияния «исламистов». Даже вопросы, кото¬рые в демократических странах решались бы в сфере граждан¬ской политики, социологии, культуры и экономики, продолжают оставаться в государствах региона предметом национальной безопас¬ности и автоматически включаются в компетенцию военных. Политическое пространство, где гражданские власти могли бы действовать политическими средствами, остается, таким об¬разом, весьма ограниченным, а действия политиков (всегда с оглядкой на военных) зачастую оказываются неэффективными, вызывают недоверие значительных групп населения и низкий уровень народной поддержки. Не удивительно, что до сих пор уро¬вень гражданского контроля над вооруженными силами остается весь¬ма незначительным.
Сегодня в подавляющем большинстве арабских стран граж¬данское общество только начинает складываться. Между фор¬мирующимся гражданским обществом и военными сохраняет¬ся немало противоречий. Первое выступает за глубокое рефор¬мирование армии, которая сохраняет все признаки вооружен¬ных сил авторитарной системы, а власти стремятся сохранить статус-кво, опасаясь нарушить сложившийся баланс сил и ин¬тересов. Даже в такой светской и демократической стране как Турция, правящая элита, особенно ее военное крыло, от¬рицательно реагировали на эти предложения. Военные стремились всячески сохранить свое особое положение в обществе, ссыла¬ясь на внешнюю угрозу, опасность радикального исламизма и этнического сепаратизма. Если в конечном итоге арабские страны Ближнего Востока выберут демократический путь раз¬вития, то гражданское общество постепенно станет играть ре¬шающую роль в формировании власти и политики, осуществ¬лении контроля над основными сферами жизни и деятельнос¬ти государства, в том числе и над армией.
Армия и демократия в арабских странах достаточно сложное явление. С одной стороны, понятие армии не всегда противоречит демократии, а с другой эти понятия сильно разняться в практическом плане. Основной вопрос заключается в том, о какой демократии идет речь и степени участия в ней военных. Во многом роль армии в демократическом процессе предопределена заранее. Это вытекает из объективной роли армии в обществе и государстве. С одной стороны, армия это часть народа. С другой, – это политический институт государства, уполномоченный им на насильственный действия в критических для страны ситуациях. В ряде стран армия выступает против демократии, считая ее и этот процесс разрушением общества и власти, которые она охраняет и поэтому часто прибегает к силе.
Сегодня в Египте или другой арабской стране (пока, за исключением Сирии) происходит пересмотр договора между армией и политической властью. В Египте армия требует гарантий от революционной молодежи, «братьев-мусульман» и старых политических партий на переходный период, который очень быстро пройдет в силу усиливающейся динамики изменений в этой сфере. Процесс демократизации армии или отстранения военных от политики весьма затруднен в арабских странах. Надо ли демократизировать армию или изменить характер воспитательной работы в ней, культуру взаимоотношений внутри армейской корпорации, которая сегодня не соответствует требованиям демократии? Сегодня выходом из сложившегося положения может стать подчинение военных избранным гражданским властям вне зависимости от того была ли армия демократизирована или нет. В тоже время она должна выполнять свою функцию защиты страны и той же гражданской организации управления.
Проблема демократизации армии достаточно широка и требует новой культуры в обществе и в самой армейской среде, что потребует времени. К тому же успешность подобных решений в немалой степени определяется человеческим фактором. Например, В Турции отвод армии от политики, который был осуществлен в период правления ПСР, был бы чрезвычайно затруднен или невозможен, если бы не позиция начальника Генштаба Хилми Исхака (2002-2003 гг.) В Турции роль начальника Генштаба значительно важнее, чем министра обороны. Именно этот человек был убежденным сторонником того, что роль армии в политике должна быть сокращена, а роль гражданского общества вырасти, и оно должно осуществлять контроль над армией. Именно этот фактор способствовал успеху действий ПСР по сокращению роли армии в политике. Сыграл свою роль также и внешний фактор, выразившийся в стремлении Турции стать частью ЕС.
В арабских странах ситуация отличается коренным образом. Во-первых, на развитие внутренней ситуации в ряде этих стран большое воздействие оказывает внешней фактор, прежде всего в лице США и стран Западной Европы. Во-вторых, у Запада не было до сих пор по настоящему реальной программы по отводу военных от политики. Это объяснялось рядом факторов, в том числе тесными связями США с Израилем и заботой о его безопасности. Играл свою роль и антиамериканский настрой арабской улицы. Поэтому с точки зрения США любое арабское гражданское правительство в конечном итоге не могло бы долго следовать в фарватере политики США и Израиля в регионе, особенно в вопросах региональной безопасности. В свою очередь, ни США, ни Израиль не были заинтересованы в подлинной демократизации арабских стран и изменении в них роли армии в политики. Данное обстоятельство нашло отражение и в научной сфере, которая служила оформлением практической политики США в этом вопросе в регионе. Так, в период 60-х годов прошлого столетия в научных центрах Восточного побережья США процветала так называемая «Development theory». Эта группа ученых, и связанных с ней политиков верила в то, что приход военных в этих странах к власти будет способствовать борьбе с коммунизмом, и что военные смогут обеспечить необходимое развитие этих государств. Поэтому США поддержали антимонархическую революцию 1952 года в Египте, приход Айюб Хана в Пакистане и т.п.
И сегодня, в условиях революционного подъема в арабских странах, прежние стереотипы «холодной войны» дают о себе знать. Ни США, ни другие страны Запада не заняли решительную позицию в отношении политических процессов в Египте и слабо реагируют после революции на требования политических активистов, касающихся изменения роли военных. В тоже время любопытно, что во всех арабских странах, охваченных революционным подъемом, демонстранты на первых этапах революционного движения выдвигали любые требования кроме одного – демократизации вооруженных сил и сокращения их роли в политике.
В тоже время ситуация постепенно меняется. США и Западная Европа в целом поддержали арабские революции и постепенно отходят от поддержки прежней роли военных в этих странах. В какой-то степени учет Западом интересов арабских народов объясняются его заинтересованностью в том, чтобы и дать определенный импульс развития этому региону в противовес стремительно развивающемуся региону ЮВА и Китаю. Поэтому Запад хочет добиться определенного умиротворения в арабском регионе, без которого невозможно обеспечить его развитие. Но это конечно не значит, что уже в ближайшее время арабские армии превратятся в обычные государственные организации. Потому что без армии процесс демократизации в этих странах невозможен. А военные в свою очередь хотят заключить с новой властью договор, опираясь на прошлый опыт, когда они открыто, вмешивались в политику. В этом случае весьма показателен опыт Египта. Если в Египте все пойдет, как намечено и начнет действительно осуществляться демократический процесс, то это окажет влияние на страны, где произошла революция.
You must be logged in to post a comment.