Владимир ахмедов
Сирия между миром и войной.
На протяжении последних десятилетий Ближний Восток является одним из самых неспокойных регионов мира. При этом степень конфликтогенности региона имеет ярко выраженную тенденцию к росту. Такая ситуация определяется как особенностями геостратегического положения региона, наличием здесь ряда крупных государств с не совпадающими интересами, так и стремительным развитием демографических процессов, обострением проблемы водных ресурсов и не всегда позитивным влиянием внешних сил.
Не абсолютизируя роль Сирии в ближневосточном конфликте, необходимо констатировать, что Дамаск вольно или невольно оказывал и продолжает оказывать значительное влияние на весь ход противостояния между арабскими странами и Израилем. Более того, в последние десятилетия роль Дамаска в арабо-израильском конфликте только усилилась и отнюдь не исчерпывается собственно сирийско-израильским противостоянием. Без прямого участия Сирии сегодня практически невозможно добиться прочного и длительного мира на палестино-израильском и ливано-израильском направлении ближневосточного конфликта.
К истории конфликта
Важным этапом ближневосточного кризиса стала июньская война 1967 г. Ей предшествовало обострение обстановки на границах Израиля и ряда арабских стран, прежде всего Сирии и Египта, вызванное возросшими взаимными опасениями в связи с прежними неурегулированными конфликтами и появлением новых озабоченностей в вопросах собственной безопасности. Израиль и США весьма настороженно относились к возможным действиям пришедшего к власти в Египте, Сирии и Ираке революционного офицерства, которое могло попытаться в практическом плане реализовать свои идеологические установки арабского национализма, общеарабского единства и некоторых принципов социализма. Одновременно активизировали свою деятельность созданная в 1964 г. Организация Освобождения Палестины (ООП) и Палестинское движение сопротивления (ПДС). В этих условиях военно-политическое руководство Израиля приняло решение о нанесении 5 июня 1967 г «превентивного удара» по противостоящим силам арабских государств. В результате арабские армии понесли тяжелейшее поражение. За 6 дней войны израильские войска захватили Синайский полуостров (Египет), Западный берег реки Иордан (Иордания), Голанские высоты (Сирия). 13 июня 1967 года Советский Союз осудил действия Изра¬иля. СССР потребовал немедленного созыва чрезвычайной специальной сессии ГА ООН для рассмотрения ситуации на Ближнем Востоке. Продолжавшаяся в течение нескольких месяцев напряженная поли¬тическая работа завершилась принятием СБ ООН в ноябре 1967 года резолюции 242. Данная резолюция заложила основы общепризнанных принципов и схем арабо-израильского урегулирования. В целом ее основной смысл укладывается в известную формулу «мир в обмен на землю».
Несмотря на это быстрого продвижения к урегулированию на Ближнем Востоке не последовало. Израиль не спешил освобождать оккупированные территории, рассматривая их удержание как предмет торга с целью обеспечении собственной безопасности. Ряд арабских стран, в частности Сирия, полагали, что вывод израильских войск увязывался с неприемлемыми для арабов уступками. В результате обстановка в регионе только осложнилась, что привело к так называемой «войне на истощение», которая длилась между Египтом и Израилем с октября 1968 г. по август 1970 г. В этот период СССР оказал огромную по своим масштабам военно-техническую помощь Египту и Сирии.
К началу 1970-х гг. расстановка сил на Ближнем Востоке кардинально изменилась. Пришедший к власти в Египте после смерти Г. А. Насера в сентябре 1971 г. А. Садат вынашивал планы «реванша» и планировал силой заставить Израиль освободить оккупированные территории. 6 октября 1973 года египет¬ская армия форсировала Суэцкий канал и приступила к освобождению Синайского полуострова. Одновременно сирийские войска начали операцию против израильских войск на Голанских высотах. Однако нескоординированный подход к военным действиям между Сирией и Египтом привел в конечном итоге к их поражению, несмотря на достигнутые в начале боев весомые преимущества. Так, в результате низкой активности действий египетских войск израильтяне сумели перейти в контрнаступление и на сирийском участке, отбив значительную часть территории Голан¬ских высот, которую сирийцам удалось освободить в ходе первого этапа кампании. Как и в 1967 г. позиция СССР позволила предотвратить сокрушительное поражение арабов и не допустить смену политических режимов в Египте и Сирии. Благодаря советско-американским контактам на высшем уровне и кропотливой работе в ОНН Совет Безопасности принял 22 октября 1973 г. резолюцию 338. Данный документ содержал ориентиры для пре¬кращения состояния войны и строительства мирной инфраструктуры в регионе. Сирийско-израильское соглашение о разъединении войск, подписанное 31 мая 1974 года предусматривало отвод израильских войск к западу от Кунейтры. Между израильскими и сирийскими войсками создавалась демилитаризованная зона, которая контролировалась наблюдателями ООН. В результате активного международного вмешательства в конфликт октябрьская война 1973 г. окончилась как бы «вничью». И арабская и израильская стороны рассматривали итоги войны как свою победу.
На самом деле война 1973 года стала важнейшим этапом эволюции в арабо-израильском конфликте и положила начало формированию новой военно-политической ситуации в регионе. С одной стороны, эта война стала одним из самых крупных сражений, которые велись после 1945 г. с применением обычных вооружений. С другой, эта война по своим масштабам стала последней такого рода (обычной – А.В.) войной между арабскими странами и Израилем. Нельзя исключать, что этому способствовал тот факт, что у лидеров Египта и Сирии появилась информация о возможном обладании Израилем ядерным оружием и готовности его применения в случае, если на карту будет поставлена судьба самого государства Израиль. Если факт наличия у Израиля к тому времени ядерного оружия практически не подается достоверной проверке, то не приходится сомневаться в том, что во второй половине 1970-х гг. армия обороны Израиля (АОИ) значительно нарастила свою военную мощь. К концу 70-х, началу 80-х гг. XX века АОИ превратилась в одну из сильнейших военных машин не только в регионе, но и во всем мире, а угроза существованию израильского государства перестала существовать. Не случайно, что именно в этот период поиски мира на Ближнем Востоке значительно усилились, причем при активном участии арабских стран. Возникшие в регионе благоприятные условия, были использованы американской дипломатией для втягивания Египта в процесс сепаратных переговоров с Израилем, окончившихся подписанием Кэмп-дэвидского договора в 1979 г., в результате которого Египет был выведен с орбиты единого антиизраильского фронта арабских государств. Несмотря на проведенную Израилем в ноябре 1981 г. в одностороннем порядке аннексию Голанских высот, никаких ответных действий вооруженного характера с сирийской стороны не последовало. Более того, сирийско-израильская граница на Голанских высотах оставалась наиболее спокойным местом на линиях противостояния Израиля и арабских стран, а Дамаск и Тель-Авив предпочитали выяснять отношения преимущественно в Ливане и Палестине.
Действительно в конце 1970-х, начале 1980-х гг. важным измерением ближневосточного конфликта стала ситуация в Ливане и Палестине. Еще после I арабо-израильской войны 1948-1949 гг. в Ливане оказалось большинство палестинских беженцев. После вооруженного конфликта палестинцев с властями Иордании в сентябре 1970 г. их количество увеличилось. Участившиеся столкновения палестинцев с израильскими войсками на границе Ливана, побудили Израиль ввести свои войска в южные районы Ливана весной 1978 г. Принятая 19 марта 1978 года СБ ООН резолюция 425 призвала Израиль к строгому уважению территориальной целостности, суверенитета и политической независимости Ливана. Однако летом 1982 года военные действия в Ливане возобновились. Войска Армии обороны Израиля вторглись в глубь ливанской территории и окружили Бейрут. В результате достигнутых соглашений о прекращении огня председатель ООП Я.Арафат и его вооруженные сторонники вынуждены были покинуть Ливан и переместиться в Тунис. Важными последствиями израильской агрессии в Ливан и исламской революции в Иране 1979 г. стали радикализация мусульманского, прежде всего, шиитского населения страны и возникновение в 1982 г. организации ливанской «Хизбаллы», поставившей перед собой цель освобождение вооруженным путем всех оккупированных Израилем ливанских территорий. Усилиями Национально патриотических сил (НПС) и представителей шиитских военно-политических движений удалось сорвать попытку навязать Ливану капитулянтский договор в мае 1983 г. Обстановка в Ливане осложнялась непрекращающейся с 1975 г. гражданской войной, сохраняющейся оккупацией Израилем южных районов Ливана и присутствием в этой стране воинского контингента Сирии. Состоявшийся в октябре 1976 г. в Эр-Рияде (Саудовская Аравия) саммит ведущих арабских стран принял решение о том, что сирийский контингент составляет основу Межарабских сил сдерживания (МСС), призванных разъединить противоборствующие стороны и обеспечить условия для прекращения гражданской войны в Ливане. В октябре 1989 года в г. Ат-Таиф (Саудовская Аравия) лидеры ведущих политических партий и движений Ливана при посредничестве Саудовской Аравии, Марокко и Алжира подписали Хартию национального согласия («Таифские соглашения»), призванные закрепить развитие мирных тенденции в стране. В 1991 г. Сирия заключила с ливанским правительством Договор о братстве сотрудничестве и координации. Таким образом, был положен конец гражданской войне в Ливане. Дамаск фактически признавал суверенитет и независимость Ливана. Годом раньше сирийские войска в Ливане при поддержке прогрессивно-патриотических сил этой страны провели крупномасштабную военную операцию против остатков мятежных сил и положили конец двоевластию в стране.
К началу 1990-х гг. в ближневосточном урегулировании сформировалась компромиссная модель переговорного процесса, общий смысл которой – «земля в обмен на мир» базировался на принципах, зафиксированных в резолюциях 242 и 338 Совета Безопасности ООН. В тоже время, решающее значение для запуска мирного процесса имело изменение общего политического климата в мире. Советско-американское соперничество начало “отмирать”. Достигнутые между США и СССР соответствующие договоренности позволили провести международную конференцию в Мадриде в 1991 г. В ней приняли участие основные фигуранты конфликта. Мадридская конференция запустила мирный переговорный процесс. Созданный переговорный механизм позволял гибко сочетать помощь внерегиональных спонсоров и обеспечивал условия для выхода конфликтующих сторон на прямой разговор друг с другом. Ключевым направлением было признано двустороннее. В 1993 г. в Осло был запущен процесс палестино-израильского урегулирования, который, как тогда казалось, позволил бы впоследствии вплотную подойти к решению самых важных и болезненных проблем ближневосточного конфликта. Приблизительно в это же время был достигнут определенный успех на израильско-иорданском треке БВУ, когда в октябре 1994 г. в Вашингтоне стороны подписали политический документ, в котором провозглашалось прекращение состояния войны между Израилем и Иорданией. При этом Король Иор¬дании Хусейн не заключал соглашение о мире с Израилем до тех пор, пока не было подписано соглашение между Из¬раилем и ООП. Вместе с тем, как показало дальнейшее развитие событий, прорыв на одном переговорном направлении не обязательно означал ускоренное движение на других. Так, иордано-израильский успех оказался не подкреплен ощутимым прогрессом в сирийско-израильских и ливано-израильских переговорах. К тому же нерешенная до конца проблема раздела Палестины не позволяла рассчитывать на достижение прочных договоренностей по другим аспектам урегулирования. Несмотря на неоднократно предпринимавшиеся попытки найти «окончательное решение» палестинской проблемы, все они окончились безрезультатно. Будь то июльский 2000 г саммита в Кемп-Дэвиде, в повестку дня которого был включен вопрос о будущей автономии для палестинских арабов или январские 2001 года пе¬реговоры в Табе, где происходили редкие на сегодняшний день официальные прямые контакты между израильтянами и палестин¬цами. Надежды на достижения ощутимого прогресса в деле арабо-израильского урегулирования были окончательно похоронены в волнах начавшейся в сентябре 2000 г. второго витка палестинской интифады. Вслед за этим восемь арабских стран, которые ранее открыли в Израиле свои представительства, были вынуждены их закрыть. Таким образом, после определенных подвижек и интенсивных контактов в период 1990-х гг., развитие мирного процесса на двусторонних направлениях было в дальнейшем по существу парализовано. Сирийско-израильское направление мирного процесса оказалось в тупике после безрезультатного окончания сирийско-израильских переговоров, проходивших при посредничестве США в декабре 1999 г. и январе 2000 г. и провала встречи Х. Асада и Б. Клинтона в марте 2000 г.
Общие контуры политики Башара Асада в мирном процессе.
Несмотря на это, заняв пост президента, Б. Асад повторил прежнюю официальную внешнеполитическую установку Сирии о том, что мир с Израилем является стратегическим выбором для САР. Он также подчеркнул, что не отступит от позиции своего отца в вопросах полного вывода израильских войск с оккупированных территорий в границах 4 июля 1967 г. как непременного условия мира. Б. Асад также указал, что ни о каких территориальных уступках Израилю на Голанских высотах не может быть и речи. В тоже время, мотивация задач сирийской политики в отношении Израиля и мирного процесса в регионе стала постепенно меняться. Признавая, как и его отец, что мирный процесс это «стратегический выбор» Сирии, Б. Асад развил этот лозунг и придал ему более широкое толкование. Мир с Израилем теперь напрямую увязывался с задачами внутреннего развития и становился необходимым условием успеха реформ. Сам президент неоднократно говорил об этом в своих интервью. Однако сирийская политическая элита хорошо понимала, что Сирия не сможет долго противостоять Израилю в случае полномасштабной войны. Хотя Сирия имела большую армию, ее технические характеристики были значительно ниже, чем у израильских вооруженных сил. По оценке западных военных экспертов в случае войны Израиль быстро установил бы свое господство в небе, а израильская бронетехника оказалась бы через 4 часа на подступах к Дамаску – значительно быстрее, чем сирийские войска смогли бы достичь Тель-Авива. В лучшем случае сирийская армия могла бы начать внезапную атаку на израильские поселения на сирийско-израильской границе в районе Голанских высотах и Джебель Аш-Шейх, а сирийские ракеты типа «Скад» поразить приграничные израильские города. Однако серьезной угрозы для Израиля это не представляло. К тому же, Сирия не имела оружия ядерного сдерживания, а после распада СССР лишилась мощного внешнего союзника.
Однако эти прагматичные расчеты нового политического руководства САР оказались нарушены. И с началом палестинской «интифады» сирийская позиция ужесточилась. Сирийские политические деятели и сам Б. Асад перешли к давно забытой в арабских странах враждебной риторике в отношении Израиля. Из-за растущей поддержки Сирией палестинцев возможность возобновления диалога с Израилем оказалась нереальной. Однако, несмотря на занятую Б. Асадом жесткую позицию в отношении Израиля по палестинскому вопросу, в ходе массовых демонстраций на Западном берегу и в секторе Газа палестинцы несли, как правило, портреты С. Хусейна. Возможно, причиной этого служило то, что поддержка Сирией палестинского восстания, как считала палестинская «улица», определялась, прежде всего, соображениями внутриполитического порядка в самой Сирии и служила средством расширения социальной базы поддержки молодого сирийского президента.
Выступая на арабском саммите в Аммане в марте 2001 г., Б. Асад заявил, что стремится к тому, чтобы начать сирийско-палестинские отношения с нового листа. В интервью «Аш-Шарк Аль-Аусат» Б. Асад заявил, что после провала соглашений в Осло необходимо добиваться координации палестинского, сирийского и ливанского направлений ближневосточного урегулирования в рамках мадридских договоренностей. В тоже время, несмотря на поддержку «интифады» и визиты палестинских руководителей в Дамаск, значительный прогресс в палестино-сирийских отношениях так и не произошел. Очевидно, Я. Арафат сдержано относился к идее объединения палестинского и сиро-ливанского направлений в ближневосточном урегулировании. После победы на президентских выборах, прошедших в январе 2005 г. в Палестине, М. Аббаса, который неоднократно посещал Дамаск в последнее время и был хорошо известен сирийскому руководству, перспективы развития палестино-сирийских отношений стали представляться более определенными. Однако возникшее противоборство между Фатхом и Хамасом после победы последнего на выборах, которое усилилось на фоне блокады исламского движения и привело, в конечном счете, к разрыву отношений лидеров Хамаса в Газе и палестинской администрации М. Аббаса на Западном берегу поставили сирийцев в сложное положение. После же войны в Ливане Дамаск фактически стал оказывать открытую поддержку Хамасу, часть лидеров которого имели свои представительства на сирийской территории.
Несмотря на публичную поддержку исламского сопротивления в Палестине и Ливане, Б. Асад не отрицал возможность возобновления мирного диалога с Израилем. Сирийское руководство дало ясно понять, что не стремится к конфронтации с Израилем. Подробные сигналы посылались в Израиль в основном через европейских посредников или по американским каналам, когда напряженность усиливалась до опасных пределов. Сирия поддержала мирный план Саудовской Аравии, принятый саммитом арабских стран в Бейруте в марте 2002 г., и арабскую мирную инициативу 2007 г., предусматривавшие установление отношений арабских стран с Израилем в обмен на освобождение оккупированных арабских земель. В течение 2003-2004 гг. Б. Асад неоднократно подтверждал готовность САР к возобновлению мирных переговоров с Израилем. В декабре 2003 г. Б. Асад заявил о готовности САР к возобновлению мирных переговоров с Израилем «с точки, где они остановились», но при этом не выдвинул никаких предварительных условий. Сирия была действительно заинтересована в начале мирных переговоров с Израилем. Хотя официально Дамаск опровергал наличие каких-либо контактов с израильскими представителями, такие встречи имели место. Обычно подобные деликатные миссии Б. Асад поручал своему младшему брату Махеру, который вел секретные переговоры с генеральным директором МИД Израиля Эйтаном Бен Цуром.
В целом большинство сирийской политической элиты не доверяло Израилю, и сомневалось в искренности его намерений. При этом они не делали различий между членами кабинета «правыми» и «левыми» в Израиле. В тоже время новое сирийское руководство было убеждено, что мир с Израилем может ускорить процессы политической модернизации в САР. Скорее всего, Б. Асад и его команда были больше склонны к развитию позитивного и конструктивного подхода к международным усилиям по возобновлению мирного процесса на Ближнем Востоке, будь то под эгидой США или же в рамках новой международной конференции подобно Мадридской. Однако израильские руководители посчитали мирные предложения Б. Асада маневром Сирии в условиях сложной для нее политической ситуации и предпочли сосредоточиться на палестинском треке переговорного процесса. Таким образом, существенного прогресса в деле возобновления сирийско-израильского мирного диалога достигнуто не было. С учетом складывающейся в регионе ситуации и проводимой сирийским руководством политики, такой диалог может начаться при условии возобновления палестино-израильского переговорного процесса и наличия ясных международных гарантий безопасности Израиля в случае его согласия с требованиями САР.
Ливанский излом
Неурегулированный конфликт с Израилем создавал сложную атмосферу для отношений Сирии с Ливаном. Вывод израильских войск с территории юга Ливана в мае 2000 г. не только изменил геополитический план сирийско-израильского конфликта, но и повысил для Дамаска значимость его военного присутствия в этой стране. Однако поскольку ООН признала факт вывода Израилем войск и демаркировало ливано-израильскую границу, Сирии теперь стало сложнее оправдывать свое военное присутствие в этой стране соображениями защиты ливанцев от израильской армии и поддерживать исламское сопротивление юга Ливана, прежде всего, «Хизбаллу». В самом же Ливане активизировались антисирийские настроения, усилились голоса в пользу вывода сирийских войск и прекращения вмешательства Сирии в политическую жизнь Ливана. При этом требования изменить характер отношений между Сирией и Ливаном не ограничивались лишь христианско-маронитской общиной Ливана. Реагируя на новую ситуацию, Дамаск сократил свой воинский контингент с 30 до 20 тыс. чел., передислоцировав большую часть своих солдат из района Бейрута в долину Бекаа. Хотя сирийская военная разведка по-прежнему сохраняла контроль над ливанской политической элитой, прямое сирийское вмешательство в политическую жизнь Ливана заметно ослабло. Сирийские руководители стремились продемонстрировать толерантность в отношении прозападных ливанских политических сил и прилагали усилия к укреплению сотрудничества между двумя странами. Целью данной кампании стало построение прочной базы отношений на случай дальнейшего ослабления сирийского контроля и неизбежного вывода сирийских войск.
В тоже время, в условиях сохранявшейся конфронтации с Израилем, полный вывод сирийских войск представлялся маловероятным. Вместо этого сирийское руководство пыталось укрепить просирийски ориентированные силы в Ливане и позиционировать себя как гаранта ливанской стабильности и единственную силу, способную контролировать «Хизбаллу».
Сирия была действительно не заинтересована в том, чтобы позволить «Хизболле» втянуть ее в военную авантюру. Сирийское руководство опасалось, что Израиль может использовать вооруженные акции «Хизболлы» как предлог для атак на Сирию. При этом в Дамаске считали, что американская администрация, возможно, не будет препятствовать Израилю провести «упреждающую» атаку на Сирию. Так и случилось осенью 2003 г., когда в ответ на военную операцию «Хизболлы» израильская авиация впервые за последние два десятилетия нанесла ракетно-бомбовый удар по сирийской территории. После этого сирийское руководство стало серьезно воспринимать угрозы правительства А. Шарона, что сирийские цели не только в Ливане могут оказаться под ударом израильской авиации в ответ на действия «Хизболлы». В тоже время, Сирия не располагала абсолютным контролем над ней и организация не спрашивала разрешения Дамаска на каждую операцию против израильской армии. Тем не менее, Сирия была заинтересована в поддержании «потенциала сопротивления» до тех пор, пока Израиль оккупировал сирийские территории. Поэтому требования о разоружении «Хизболлы» и ее выводе с пограничных районов были отвергнуты. Дамаском. Кроме этого Б. Асад имел неплохие личные контакты с лидером «Хизболлы» Х. Насраллой, который пользовался популярностью и поддержкой среди алавитской общины САР. Таким образом, сирийская помощь ливанским шиитам имела еще и внутрисирийский политический и конфессиональный аспекты.
С одной стороны, сирийское руководство было совершенно уверенно, что внутриполитическая ситуация в Ливане не представляла особых проблем для Сирии в ближайшем будущем. Государственные институты Ливана были плохо структурированы и отлажены, в то время как позиции просирийских сил в ливанском правительстве укрепились в результате произошедших в апреле 2003 г. перестановок. Отношения между Дамаском и ливанской христианской оппозицией, включая маронитского патриарха, улучшились во время иракского кризиса (во многом из-за того, что Ватикан, как и Сирия, выступили против войны в Ираке). Дальнейшее сокращение сирийского воинского контингента могло бы позволить Дамаску и дальше сохранять свое присутствие в Ливане без особого риска утратить влияние на важные вопросы ливанской политики. Несмотря на то, что в принятом американским конгрессом в декабре 2003 г. «Акте об ответственности Сирии» содержались требования о полном выводе сирийских войск с территории Ливана, сирийское руководство посчитало, что американская администрация будет как и прежде заинтересована в том, чтобы сирийские войска оставались в Ливане хотя бы до тех пор, пока не будет разоружена «Хизболла». Такого же мнения придерживался и ряд израильских военных, опасавшиеся, что после ухода Сирии из Ливана, «Хизболла» сможет значительно активизировать свои вооруженные акции против Израиля.
Тем удивительнее и неожиданней стала для Сирии позиция ряда членов международного сообщества, прежде всего США и Франции, инициировавших осенью 2004 г. в СБ ООН принятие резолюции №1559, которая фактически обязывала Дамаск уйти из Ливана. Поводом для давления на Дамаск стали президентские выборы в Ливане, в ходе которых не без участия Сирии ливанский парламент готовился внести поправки в конституцию Ливана, позволявшие действующему президенту страны Э. Лахуду переизбраться на третий срок. Несмотря на принятую СБ ООН резолюцию, ливанский парламент одобрил поправку в конституцию страны и вскоре Э. Лахуд был переизбран на новый президентский срок. В результате Ливан оказался в сложной политической ситуации, а ливанская политическая элита и общество расколотыми. В этих условиях сирийская позиция по Ливану и резолюции №1559 сводилась к следующему. Б. Асад дал ясно понять, что Сирия не намерена уходить из Ливана, подчеркнув, что напряженная ситуация в регионе делает полный вывод сирийских войск из Ливана весьма проблематичным. При этом сирийский лидер отметил, что Дамаск больше чем кто-либо заинтересован в стабилизации ситуации в Ливане. Одновременно Б. Асад заверил, что Сирия не собирается вмешиваться в ливанскую политику и не стремиться к получению экономических дивидендов от «особых отношений» с Ливаном. Однако убийство Р. Харири в феврале 2005 г. коренным образом изменило ситуацию. Любопытно, что незадолго до своей смерти Р. Харири вел переговоры в Бейруте с В. Муаллимом и по воспоминаниям сирийского посла весьма уважительно отзывался о Б. Асаде, намереваясь встретиться с ним и обсудить перспективы урегулирования сирийско-ливанских разногласий. Тем более что Дамаск выражал готовность выполнить положения резолюции №1559 и давал понять, что серьезно рассматривает вопрос о выводе своего воинского контингента из Ливана накануне намеченных на весну 2005 г. парламентских выборов в этой стране. Однако внезапная кончина Р. Харири расстроила намечавшиеся планы и усилила давление на Дамаск со стороны, как ливанской оппозиции, так и некоторых политических сил в Израиле и США.
5 марта 2005 г. выступая в парламенте САР Б. Асад подтвердил приверженность Сирии выполнению резолюции №1559 и объявил о намерении сирийской стороны осуществить в координации с властями Ливана отвод сирийского воинского контингента в Ливане в долину Бекаа, а затем на ливано-сирийскую границу. Данное решение Сирии было с удовлетворением воспринято в арабском мире и большинстве стран Запада как шаг, ведущий к стабилизации политической атмосферы на Ближнем Востоке, призванный ослабить напряженность, сложившуюся в последнее время вокруг Сирии и Ливана. Реализации объявленных мер должно было способствовать проведение предстоящих в Ливане парламентских выборов в спокойной демократической обстановке, чтобы помочь сохранить внутреннее согласие в стране.
В тоже время, угрозы и давление на Дамаск, усилившиеся после иракской войны были в этот период в основном связаны с открытой оппозицией Сирии американским планам в Ираке и поддержкой Дамаском антиамериканских сил в этой стране. Ливан оставался проблемой, но не находился в приоритетах сирийско-американских отношений. Возможно, главным результатом американского давления на Сирию по Ливану стал визит в Дамаск осенью 2004 г. заместителя государственного секретаря США по Ближнему Востоку Уильяма Бернса и возобновление ранее прерванного американо-сирийского диалога. Однако после израильской агрессии в Ливане летом 2006 г. и последовавшим за ней развитием внутриполитической обстановки в этой стране положение изменилось и приняло для Сирии крайне негативный оборот.
После войны политическое противостояние в Ливане только усилилось. С декабря 2006 г. акции протеста вылились на центральные площади и улицы ливанской столицы, приобретя массовый и непрекращающийся характер. С началом 2007 г. ситуация в Ливане еще больше осложнилась в связи с тем обстоятельством, что обострившаяся борьба за власть в Ливане стала приобретать ярко выраженный региональный контекст. Намеренно или нет, но внутриливанская политическая арена была превращена в виртуальное поле битвы различных региональных «центров силы» и ведущих мировых держав.
Возникший в ходе военных действий дух национального единства, позволивший ливанцам противостоять израильской агрессии, оказался весьма нестойким. Еще не оправившись после войны, политическое пространство Ливана раскололось на несколько противоборствующих лагерей. Собственно политические разногласия в Ливане не утихали со времени начала процедуры вывода из страны сирийского воинского контингента, убийства Р. Харири и так называемой «кедровой революции», в результате которой большинство мест в правительстве и парламенте Ливана заняли антисирийские силы. В тоже время, несмотря на серию политических убийств, прокатившихся по Ливану за последние два-три года, противоборствующие стороны находили в себе силы пытаться (во многом безрезультатно) улаживать разногласия за столом переговоров.
Однако 33 дня войны в июле-августе 2006 г. коренным образом изменили ситуацию. Несмотря на предпринимавшиеся и с той и с другой стороны попытки возобновить прерванный войной диалог, сделать этого так и не удалось. Развитие послевоенных событий в Ливане, отягощенное вмешательством внешних сил, превратило предмет разногласий сторон в вопрос их политического, а для некоторых фигурантов конфликта, и физического выживания.
Характерно, что каждая из сторон выступала за укрепление государственности, суверенитета и демократичности Ливана. Однако пути достижения этих целей и приоритетность решаемых задач видела и выстраивала по-разному. При этом уместно было бы вспомнить, что в результате начавшейся в 1975 г. гражданской войны в Ливане суверенитет этой небольшой арабской страны попирался неоднократно на протяжении последующих трех десятилетий. Да и сегодня присутствие на территории Ливана международных миротворческих сил вряд ли может служить признаком суверенности ливанского государства.
Общий подход всех сил оппозиции заключался в неотложной необходимости формирования нового правительства национального единства. Выдвигалось также требование провести досрочные выборы в парламент в соответствии с первыми пунктами Таифских соглашений 1989 г., послуживших основой восстановления гражданского мира в Ливане в начале 1990-х гг., чему в немалой степени способствовала Сирия. В состав оппозиции наряду с «Хизбаллой» и шиитским движением «Амаль» входили ливанские христиане из «Свободного патриотического движения» во главе с Мишелем Ауном, видный ливанский политик Сулейман Франжье, представители СНСП, авторитетный друзский лидер эмир Таляль Арслан. Они считали правительство неэффективным, неспособным решить стоящие перед Ливаном проблемы и полагали, что нынешний состав кабинета не пропорционально представляет интересы всех слоев ливанского общества, а его деятельность не отражает общенациональных задач. Раньше вопрос так остро не ставился.
Окончательное размежевание произошло 11 ноября 2006 г. Тогда из состава правительства вышли 6 министров (5 представителей «Хизбаллы» и движения «Амаль», один министр-христианин, близкий к президенту Э. Лахуду). Поводом послужили действия большинства кабинета Фуада Синьоры по вопросу о Международном трибунале по делу об убийстве Р. Харири. Данный вопрос является чрезвычайно деликатным и болезненным для всех слоев ливанского общества. Вряд ли в Ливане найдется много людей, которые бы не считали необходимым довести расследование до конца и узнать подлинных виновников смерти бывшего премьера. Однако эта проблема во взаимоотношениях двух противоборствующих сторон осложняется тем, что проправительственная «коалиция 14 марта» и ее лидеры С. Харири, В. Джумблат и С. Джаджаа были склонны, прежде всего, обвинять «сирийский режим и его пособников в Ливане». Резкие заявления этих политиков в адрес Сирии, чей «след» они усматривают во всех мало-мальски значимых происшествиях в Ливане, звучал, начиная с 2005 г. При этом игнорировался тот факт, что сирийские войска и разведка уже давно покинули ливанскую территорию. Результаты ведущегося международного расследования не давали возможности однозначно выявить сирийскую причастность, как к данному преступлению. Характерно, что согласно докладам комиссии 2006 г. сирийские власти исправно сотрудничали со следствием, в то время как 10 стран, которые руководитель комиссии С. Бремерец поименно не назвал, отказались от помощи следствию.
Неоднократные заявления сына покойного Р. Харири лидера парламентского большинства С. Харири об отсутствии «претензий» к «Хизбалле» по данному делу не смогли внести раскол в ряды оппозиции и повлиять на ее оценки складывающейся ситуации. Оппозиция была склонна предполагать, что действия «коалиции» в этом вопросе продиктованы не только стремлением докопаться до истинны. Скорее речь могла идти о желании политизировать расследование в интересах определенных сил в Ливане и за его пределами. Поэтому антиправительственные силы рассматривали этот трибунал как инструмент в руках США, которые, опираясь на правительство Ф. Синьоры и «коалицию 14 марта», хотели установить американскую гегемонию в Ливане и регионе в целом. Действительно, в глазах нынешней американской администрации Ливан в последние годы стал занимать далеко не последнее место в ее амбициозных планах по переустройству политической карты Ближнего Востока. С этой точки зрения США посчитали прошедшие 19 июля 2005 г. парламентские выборы в Ливане за образец демократии. Американских политиков даже не смутил тот факт, что на выборах в Северном Ливане платили по 500 долл. за голоса в поддержку антисирийских сил.
Реализация в Ливане американской модели Ближнего Востока представлялась особенно актуальной в свете принятой в 2006 г. стратегии США в Ираке, успех которой был далеко неочевиден, даже в случае ее поддержки со стороны «умеренных» арабских режимов (Египет – дипломатическое сопровождение, страны Персидского залива – финансовое, Иордания – логистическое). В контексте этих рассуждений хотелось бы отметить, что явно обозначившееся в ходе недавней войны в Ливане стремление некоторых лидеров на Западе и в арабском мире представить ливано-израильский конфликт и внутриливанские разногласия исключительно в свете межконфессиональных, суннито-шиитских противоречий представляется не совсем верным и не отвечающим региональным реалиям. Тот факт, что руководство Египта и Саудовской Аравии выступило против ливанской «Хизбаллы», усмотрев в ее действиях «руку» Тегерана, во многом объяснялся их растущими опасениями в связи с активизацией оппозиционных исламских движений в их собственных странах и новой региональной ролью будущего «ядерного» Ирана. Это беспокоило арабских лидеров, которые рассматривали ситуацию в Ливане в рамках более широкого регионального контекста. Египет и Саудовская Аравия пытались соответственно политически и финансово поддержать правительство Ф. Синьоры, оценивая успех «Хизбаллы» в ходе войны в Ливане как усиление позиций Ирана в регионе. Хотя организация действительно имела тесные связи с Ираном, ее нельзя было однозначно называть инструментом в руках Тегерана, особенно, в послевоенный период. В своем пространном интервью в сентябре 2006 г. Х. Насралла призвал сбалансировать политическую и военную составляющие в деятельности «Хизбаллы». И хотя Х. Насралла высказался против коренных организационных перемен в «Хизбалле», он одновременно подчеркнул, что на данном этапе военная деятельность не приоритетна для организации.
Кроме того, США с их новой стратегией по Ираку, которую в целом поддержали в руководстве Египта и Саудовской Аравии, делали ставку на правительство Нури Малики в Ираке, пользующееся поддержкой крупнейшей шиитской фракции иракского парламента, одним из лидеров которой является командующий «армией махди» (вооруженной шиитской милиции) Муктада ас-Садр, и жестоко подавляли суннитское сопротивление. При этом американская администрация столь же ревностно поддерживала суннитское большинство в правительстве и парламенте Ливана и всеми доступными средствами боролась против шиитского сопротивления в лице «Хизбаллы».
В такой политической обстановке в регионе 25 сентября 2006 г. ливанский парламент должен был собраться, чтобы попытаться избрать нового президента страны вместо Э. Лахуда, чьи президентские полномочия заканчивались в ночь с 23 на 24 ноября. Отличительной особенностью выборов являлось то, что впервые за последние 30 лет они должны были проходить в условиях, когда территория Ливана не оккупировалась ни сирийскими, ни израильскими войсками. Исключение составляли «фермы Шебаа», которые продолжает удерживать за собой Израиль. Казалось бы, данное обстоятельство должно было обеспечить благоприятный климат для выборов президента. Однако на деле все обстояло совсем иначе. Ливан переживал, возможно, один из самых тяжелых политических кризисов с момента окончания гражданской войны. Нестабильная внутриполитическая обстановка усугублялась резким экономическим спадом и падением жизненного уровня большинства ливанцев.
Убийство 19 сентября 2007 г. проправительственного депутата А. Ганема лишь подчеркнуло драматизм ситуации, в которой должны были проходить выборы. Ряд представителей «коалиции 14 марта» расценили этот акт как попытку снизить шансы парламентского большинства на избрание угодного им президента. На тот период они имели 68 депутатских мандатов из 128. Однако и эта цифра могла измениться, если ряд депутатских фракций решили бы в последний момент воздержаться от голосования. Несмотря на это лидеры «коалиции 14 марта» надеялись, что численное преимущество позволит им избрать президента простым большинством голосов во втором туре голосования. Возможно, поэтому они не спешили связывать себя обязательствами и вступать в диалог с оппозицией по вопросу о процедуре проведения выборов президента.
Инициатива представителя оппозиции спикера парламента Набиха Берри открывала путь к началу диалога между противоборствующими сторонами. Он заявил, что оппозиция отказывается от своего прежнего требования о создании правительства национального единства (с блокирующей третью голосов) в случае, если основные политические силы согласятся избрать кандидата в президенты на основе консенсуса. Предложения Н. Берри предусматривали избрание президента 2/3 голосов депутатов. При этом в качестве обязательного условия для возобновления диалога противоборствующих сторон спикер выдвинул наличие кворума из 2/3 депутатов.
Против этого выступил ряд лидеров парламентского большинства, в том числе С. Харири, который в принципе поддержал идею возобновления диалога, но без каких-либо «предварительных условий». Начавшийся диалог оказался прерван из-за острых расхождений по вопросу о процедуре избрания президента. Столкновение интересов противоборствующих сторон и их представителей в парламенте серьезно затрудняло выход из сложившегося политического тупика. Так, если «коалиция 14 марта» сумела бы отстоять вариант избрания президента простым большинством, то оппозиция могла бы воспользоваться конституционными нормами требующими, чтобы кандидатура вновь избранного президента была одобрена 2/3 голосов народных избранников. На этой основе оппозиция могла продолжить бойкотировать процесс утверждения президента и подтолкнуть Э. Лахуда воспользоваться своими полномочиями, назначив временного главу государства и переходное правительство. В этом случае, скорее всего, власть в стране могла на время перейти в руки военных. Со своей стороны «коалиция 14 марта» также имела возможность блокировать планы оппозиции. Так, если бы не удалось достичь компромисса с оппозицией по кандидатуре нового президента, а вариант голосования простым большинством не прошел, сторонники коалиции в парламенте могли затянуть процесс избрания нового президента до окончания срока полномочий Э. Лахуда и потребовать от премьер-министра Ф. Синьоры и его правительства временно взять всю полноту власти в стране в свои руки. Ни один из этих вариантов не мог быть принят ни оппозицией, ни правительственным и парламентским большинством. Более того, он мог бы спровоцировать жесткую реакцию со стороны различных внешних сил, вовлеченных во внутриливанские дела, прежде всего США и Израиля с одной стороны, Сирии и Ирана, с другой. В результате могла возникнуть ситуация, при которой противоборствующие силы перешли бы к открытым столкновениям, и Ливан был бы поставлен на грань новой гражданской войны.
Происходящее в Ливане рассматривалось большинством стран в регионе и в мире в качестве серьезного фактора дестабилизирующего общую ситуацию на Ближнем Востоке. Обеспокоенность перспективами развития обстановки в Ливане и на Ближнем Востоке в целом стала основным побудительным мотивом целой серии посреднических усилий и инициатив как со стороны ЛАГ, Саудовской Аравии и Ирана, так и со стороны стран Запада. Однако ни одна из этих инициатив и посреднических миссий не увенчалась успехом. Одновременно политическая арена Ливана превратилась в поле жесткого противоборства различных разведок мира. Как и следовало ожидать в отсутствие примиренческой психологии у обеих сторон конфликта и их готовности идти на компромиссы выборы президента Ливана были отложены и впоследствии откладывались еще несколько раз.
В конце ноября 2007 г. Э. Лахуд покинул свой пост, объявив в стране чрезвычайное положение и передав власть военным. Однако уже достаточно быстро противоборствующие стороны достигли компромисса по кандидатуре следующего президента, выдвинув на эту должность в 2007 г. бывшего командующего ливанской армией генерала М. Сулеймана. Однако ливанский парламент так и не смог утвердить М. Сулеймана кандидатом на президентских выборах ни в 2007 г., ни в течение первых двух месяцев 2008 г. Основным камнем преткновения стали разногласия противоборствующих сторон по процедуре избрания нового президента, порядку формирования нового состава правительства и парламента. И та и другая сторона справедливо считала, что от того как будут решаться эти на первый взгляд процедурные вопросы во многом зависит дальнейший ход политического развития Ливана и решение важнейших вопросов внутриполитической жизни страны, которые определять ее внешнюю ориентацию в регионе. Речь шла, прежде всего, о прогрессе в работе Международного трибунала по делу Р. Харири и решении проблемы разоружения «Хизбаллы».
В этой связи, оппозиция полагала, что правительство хочет использовать трибунал для того, чтобы подыграть США, Франции и Израилю в их попытках оказать давление на сирийский режим. А также политически изолировать те ливанские силы, которые выступали за поддержание партнерских и дружеских связей с САР и решение на этой основе всех спорных вопросов между Дамаском и Бейрутом. Действительно в позициях различных политических сил Ливана в отношении Сирии наиболее рельефно проступали линии раскола ливанского политического спектра. Значимость «сирийского вектора» внутриливанских разногласий определялась не только особым характером отношений Дамаска с Тегераном и поддержкой Ираном «Хизбаллы» на основе их очевидной идеологической близости. Решить вопрос об освобождении оккупированных Израилем ливанских территорий вряд ли было возможно без демаркации ливано-сирийских границ, которую в Дамаске напрямую увязывали с проблемой Голанских высот.
Отношение к Сирии это лишь часть внутриливанской проблемы и далеко не единственный пункт разногласий. Не менее, а может и более важным предметом спора конфликтующих сторон служил вопрос об оружии «Хизбаллы», которая наряду с шиитским движением «Амаль» составляет «ударный отряд» оппозиции. Особую остроту данный вопрос приобрел после принятия резолюции № 1559. В ней наряду с необходимостью осуществления вывода сирийских войск из Ливана, говорилось также о разоружении незаконных вооруженных формирований, действовавших на ливанской территории. Хотя в тексте резолюции прямого упоминания «Хизбаллы» не было, все понимали, что речь идет о ее разоружении, а также палестинцев, общая численность которых в Ливане составляла, по некоторым оценкам, около 400 тыс. чел. Однако сама «Хизбалла» отказалась разоружаться до тех пор, пока хотя бы «пядь ливанской земли» остается под израильской оккупацией. В тоже время лидеры организации не избегали публичных дискуссий о возможных вариантах разоружения своих боевых отрядов.
Предпринимавшиеся некоторыми политиками попытки возложить на Сирию эту сомнительную миссию не увенчались успехом. Выполнив касающиеся его положения резолюции №1559, Дамаск спешно вывел свои войска из Ливана. Ливанское же правительство оказалось не способным самостоятельно разоружить «Хизбаллу». На это, как рассказывал в одном из своих интервью в конце 2006 г. Х. Насралла, ряд высокопоставленных членов ливанского кабинета и парламента, жаловались руководству США во время своих поездок в Америку накануне войны. Израильская военная операция в Ливане не смогла решить проблему уничтожения или разоружения «Хизбаллы». Скорее наоборот. Война лишь укрепила авторитет и симпатии к организации в широких слоях населения Ливана и большинства арабо-мусульманских стран. К тому же, до войны «Хизбалла» больше рассматривалась как шиитский, а не общенациональный фактор внутриполитической жизни Ливана. Устояв перед натиском втрое превосходящих сил противника, навязав ему свою тактику ведения войны и вынудив Израиль пойти на почетный для организации мир, «Хизбалла» доказала свое военное, политическое и информационное превосходство. Как заявил Х. Насралла, если «на протяжении последних 18 лет «Хизбалла» пользовалась уважением в арабском мире», то после войны она «смогла превратиться в реальный символ победы». Вера арабских народов в «проект сопротивления» значительно окрепла.
Одним из первых арабских руководителей сложившуюся ситуацию обозначил в достаточно жесткой форме президент Сирии Б. Асад, выступая в конце лета 2006 г. на съезде союза журналистов Сирии. Он фактически поставил региональных лидеров перед выбором – либо возобновить мирный процесс на Ближнем Востоке на равноправной с Израилем основе, а не на условиях капитуляций, либо поддержать доказавший благодаря «Хизбалле» свою жизнеспособность «проект исламского сопротивления» как средство освобождения оккупированных территорий. Подобная постановка вопроса явно не способствовала налаживанию мирного сирийско-израильского диалога, над возобновлением которого в этот период шла неофициальная кропотливая работа сразу по нескольким направлениям, включая усилия как региональных, так и внерегиональных посредников, в том числе и России.
Сирия-Израиль: задушить противника в мирных объятиях?
Очередной инцидент с вторжением самолетов ВВС Израиля в воздушное пространство Сирии в ночь на 6 сентября 2007 г. вновь обострил опасения начала новой войны на Ближнем Востоке. Эти события поставили в практическую плоскость вопрос о том, как еще долго удастся САР и Израилю сохранять в отношениях друг с другом состояние «ни мира, ни войны» и чем эта константа ближневосточной политики может, в конечном счете, обернуться для региона?
Действительно, на протяжении последних трех десятилетий после окончания октябрьской войны 1973 г. сторонам конфликта удавалось сохранять «статус-кво» в отношениях друг с другом и удерживаться от нарушения «красных линий» в периоды обострения взаимного противостояния. Сирийско-израильская граница на Голанских высотах оставалась наиболее спокойным местом на линиях противостояния Израиля и арабских стран, а Дамаск и Тель-Авив предпочитали выяснять отношения преимущественно в Ливане и Палестине. Подобный феномен ближневосточной политики был во многом продиктован существовавшим в тот период балансом сил в мире и на Ближнем Востоке, в частности. Любая угроза начала войны между Сирией и Израилем приводила в состояние повышенной активности мощнейшие внешнеполитические аппараты США и СССР, которые хоть и действовали собственными методами и средствами, но стремились к одной цели – не допустить крупномасштабной войны на Ближнем Востоке и сохранить сложившийся баланс сил в регионе. Понятие арабской солидарности, несмотря на временный выход Египта из «арабской семьи», было все же не пустым звуком и реализовывалось на политическом уровне в рамках «треугольника силы» в лице Египта, Сирии и Саудовской Аравии, которым тогда удавалось находить больше понимания по ключевым вопросам региональной политики.
Начавшийся после мадридской мирной конференции процесс ближневосточного урегулирования открывал возможность поставить точку в затянувшемся сирийско-израильском противостоянии. К весне 2000 г. стороны как никогда раньше были близки к заключению мира, основные детали которого были отработаны до мелочей в ходе серии двусторонних контактов сирийских и израильских переговорщиков под патронажем США. Однако исторический шанс был упущен.
На начале XXI в. ситуация в регионе кардинально изменилась. Военная авантюра США в Ираке и силовые, прямолинейные подходы к решению сложных и деликатных внутриполитических проблем ближневосточных государств привели к утрате Вашингтоном в глазах большинства арабских стран и отчасти в Израиле имиджа честного и беспристрастного арбитра в арабо-израильском урегулировании и окончательно разбалансировали межгосударственные отношения в регионе. ЕС действительно стремился играть более весомую роль на ближневосточной политической арене. Однако Европа глубоко увязла в вопросах конституционного оформления союзнических отношений и бесконечных поисках компромиссов между ее многочисленными членами и вынуждена был постоянно оглядываться на США в своей ближневосточной политике. Индия и Китай только подходили к осознанию своей политической роли на Ближнем Востоке и во многом были склонны рассматривать этот регион как рынок сбыта своих товаров и источник пополнения собственных энергоресурсов. Активный выход России в начале нового тысячелетия на Ближний Восток и отстаивание самостоятельной ближневосточной политики, собственного видения перспектив развития важнейших политических процессов и подходов к решению ключевых региональных проблем способствовали если не их быстрому разрешению, то уж точно удержанию Ближнего Востока от скатывания к неконтролируемому хаосу. Российские мирные инициативы и шаги Москвы по разблокированию мирного процесса и поиску выхода из кризиса на Ближнем Востоке могли бы быть более эффективными, если бы встречали понимание не только в арабо-мусульманском мире и ряде европейских столиц, но к ним бы больше прислушивались в США и Израиле.
Однако решающим фактором, определяющим в последние годы общие контуры развития политической ситуации в регионе, являлось не столько изменение внешнего антуража ближневосточной политики, сколько региональные внутриполитические процессы. Политический облик Ближнего Востока существенно изменился после выхода на политическую арену движений политического ислама. Как показали война в Ливане и события на палестинских территориях эти силы способны во многом самостоятельно решать вопросы войны и мира. А с укреплением позиций Ирана на Ближнем Востоке и после победы в Турции исламистов эти движения получили не только моральную и военно-политическую поддержку, но их действия обрели стратегическую глубину.
В таких условиях было весьма сомнительно, чтобы сирийскому и израильскому руководству удавалось долго удерживать прежний градус в отношениях. Действительно, на протяжении последних месяцев лета 2007 г. из Дамаска и Тель-Авива поступали противоречивые сигналы. Обе стороны то заявляли о своей готовности возобновить мирный диалог на определенных условиях, то начинали пугать друг друга и всех остальных возможностью начала войны. Эти противоречивые сигналы еще больше осложняли и без того непростые отношения между двумя странами и способствовали росту напряженности в регионе.
На протяжении нескольких последних лет своего правления сирийский президент Б. Асад неоднократно предлагал Израилю возобновить мирные переговоры «без предварительных условий». Однако постоянные сомнения израильского руководства в искренности намерений сирийского президента, прочности и долговечности его власти в САР, во многом абсурдные условия, которым Израиль обставлял свою готовность пойти на переговоры, привели в конечном итоге к ужесточению сирийской позиции. Проведенные Сирией в июле 2007 г. военные приготовления на границе с Израилем были призваны продемонстрировать, что Дамаск не хочет начинать войну, но готов дать достойный отпор агрессору. Эти действия Сирии представляли собой попытку давления на израильские власти, с одной стороны, и имели целью избежать критики внутри страны со стороны тех групп сирийской политической элиты, которые были настроены более решительно в отношении Израиля, с другой.
Ключевым элементом для Сирии в ее противостоянии Израилю являлось решение задачи по обеспечению полного возврата оккупированных Голанских высот. Несмотря на произошедшую в июне 2000 г. смену власти в Сирии, проблема возвращения Голанских высот оставалась ведущей установкой внешней политики нового сирийского руководства. В своем выступлении перед сирийским парламентом в июле 2007 г. во время принесения конституционной присяги после переизбрания на второй срок Б. Асад дал ясно понять, что остающиеся до конца года месяцы могут стать решающими для развития ситуации в регионе. В тоже время сирийский президент подчеркнул, что Сирия поддерживает возобновление мирных переговоров с Израилем, если их результатом станет возращение утраченных Голанских высот.
Значимость проблемы Голанских высот определялась для Сирии не только историческими и идеологическими соображениями, но серьезными стратегическими расчетами. Власть Б. Асада в Сирии сталкивалась с двумя основными вызовами. Это необходимость продолжения экономической модернизации страны, которую невозможно было осуществить в условиях искусственно созданной на Западе ситуации политической изоляции и региональной нестабильности вокруг Сирии. И рост влияния на внутриполитическую ситуацию в стране радикальных исламских движений. Последнее обстоятельство достаточно явно проявилось в последние несколько лет в ходе столкновений сирийских сил безопасности с боевиками различных группировок радикального ислама на территории Сирии. В этой связи, если бы Б. Асаду удалось добиться возврата Голанских высот, то сирийские власти смогли быстрее нормализовать свои отношения с Западом и начать получать финансовую и экономическую помощь из стран Западной Европы и США. Приток западных инвестиций в сирийскую экономику смог бы на время сгладить остроту социальных проблем в Сирии и дать существенный импульс продвижению экономических реформ в стране. Достижение договоренности с Израилем по вопросу о возвращении Голанских высот могло снизить остроту проблемы водной безопасности для Сирии. Поддержание на должном уровне водных ресурсов и их пополнение представляло стратегическую важность для САР и во многом определяло ее политику в регионе. Несмотря на нормализацию отношений с Турцией Дамаск не мог быть до конца уверенным в том, что завершение Анкарой строительства комплекса плотин в верховьях рек Евфрата и Тигра, не будет иметь далеко идущих последствий для развития сельскохозяйственного комплекса Сирии, который служит пока основой сирийской экономики и ее продовольственной безопасности. Кроме того, имидж собирателя сирийских земель мог бы существенно укрепить позиции Б. Асада в его борьбе с радикальной суннитской оппозицией как внутри страны, так и за ее рубежами. Таким образом, Сирия была действительно заинтересована в возобновлении мирного диалога с Израилем.
Со своей стороны и для Израиля открывались определенные выгоды от начала мирных переговоров с Дамаском. Явно обозначившийся тупик в переговорах с палестинцами, расколотыми между Хамасом и Фатхом, существенно снижал шансы на мирное разрешение палестинской проблемы. Любые договоренности, подписанные Израилем с М. Аббасом без согласия Хамаса, оказались бы в конечном итоге недолговечными и нежизнеспособными. В лучшем случае Израиль получил бы на своих границах два палестинских государства. Одно на Западном берегу, представлявшее собой американский протекторат под международным «зонтиком» многонациональных сил ООН, другое в Газе, постоянно оглядывающееся на Иран. И то, и другое оказались бы несамостоятельными, неспособными обеспечить порядок и прокормить свое население. В худшем случае на палестинских территориях могла вспыхнуть гражданская война. Так или иначе, пришлось бы надолго забыть о создании единого палестинского государства способного жить в мире и безопасности с Израилем. Подобный сценарий развития событий нельзя было исключать и в отношении соседнего Ливана. Если бы руководители Израиля по настоящему заботились о безопасности своей страны и ее граждан, то им следовало бы не расширять конфликт между противоборствующими силами в Палестине и Ливане, а, наоборот, содействовать сближению их позиций. И помочь в этом Израилю могла не кто иной, как его давний противник Сирия, без участия которой нельзя по настоящему решить ни палестинскую, ни ливанскую проблемы. Однако отсутствие доверия между двумя странами служило серьезным препятствием для немедленного начала переговоров.
Несмотря на то, что диалог между Сирией и Израилем не прерывался и, как свидетельствовали периодические утечки в прессу, продолжался в неофициальном формате и при содействии различных посредников, эти попытки не могли преодолеть начальной стадии, тем более выйти на открытый уровень как того требовала сирийская сторона. Отчасти это происходило из-за слабости израильского правительства Э. Ольмерта и отсутствия консенсуса в военно-политической элите Израиля по вопросу о возвращении Голанских высот Сирии. Несмотря на то, что за прошедшие десятилетия стратегическое значение этой территории для Израиля изменилось, фактор земли, где проживает около 20 тыс. еврейских поселенцев, продолжал играть важную роль в израильских внутриполитических раскладах, проецируемых на проблему заключения мира с Сирией.
Действительно с точки зрения безопасности для Израиля, куда большую проблему представляла не столько возможная атака регулярных подразделений сирийской армии на Голанских высотах, сколько ракеты среднего и дальнего радиуса действия, которые, как считали в Израиле, поставлял Сирии Иран. Именно ИРИ со своими ракетами дальнего радиуса действия, способными поражать территорию Израиля рассматривался значительной частью израильской военно-политической элиты в качестве главного и наиболее опасного противника. Проблема водной безопасности и доступа к водным ресурсам Голанских высот по-прежнему оставались основой стратегической озабоченности Израиля, несмотря на то, что строительство достаточного числа опреснительных установок могло бы в перспективе помочь решить и этот вопрос. Поэтому, несмотря на ряд очевидных политических выгод от мира с Сирией, правительство Э. Ольмерта не решалось предпринять конкретные шаги в данном направлении, опасаясь негативной реакции со стороны израильского общества, что способно было еще больше ослабить позиции израильского кабинета. Тем более что многие в Израиле по-прежнему были склонны рассматривать Голанские высоты в качестве важного оборонительного рубежа. А отсутствие желаемой безопасности для Израиля со стороны Газы и юга Ливана после вывода оттуда израильских войск и поселений еще сильнее укрепляли многих израильтян во мнении, что необходимо продолжать удерживать контроль над Голанскими высотами, чтобы обеспечить безопасность еврейского государства.
Пытаясь скрыть свои истинные мотивы, Э. Ольмерт продолжал заявлять, что сирийский президент стремится не столько к миру с Израилем, сколько хочет таким образом восстановить отношения с США. Возможно, израильский премьер был прав в том смысле, что Б. Асад действительно стремился наладить американо-сирийский диалог на высшем уровне. Однако в Вашингтоне, судя по всему, придерживались на этот счет иного мнения. Президент Дж. Буш никак не может простить Б. Асаду его «непокорность» в отношении американской военной авантюры в Ираке, связей Сирии с Ираном, «Хизбаллой» и Хамасом. Вероятно, в Вашингтоне считали, что для того, чтобы гарантировано обеспечить сохранение американского влияния в регионе достаточно заручиться поддержкой Саудовской Аравии, используя для этого традиционные связи нефтяных техасских магнатов и политиков из числа республиканцев с рядом влиятельных саудовских принцев. Однако, при всем уважении к королевству, его возможностям в Персидском заливе и Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК), приходится констатировать, что сегодняшняя саудовская дипломатия имеет весьма ограниченные инструменты воздействия на процесс арабо-израильского урегулирования.
Израильский премьер также критиковал предварительные условия Сирии для начала переговоров и требования Дамаска получить официальные заверения Израиля о его готовности вывести войска и поселения к границам 4 июня 1967 г. Однако горький опыт прежних раундов сирийско-израильских переговоров и нынешнее состояние сирийско-американских отношений не оставляло Б. Асаду иного выбора. В израильском руководстве не переставали опасаться, что в условиях растущей поляризация внутри арабского мира и усиления радикальных суннитских группировок устойчивость власти Б. Асада в САР остается под вопросом. В случае смены власти в Сирии любое соглашение, достигнутое с нынешним сирийским правительством, могло бы оказаться бесполезным. Израиль же, столкнувшись с новым радикальным исламским режимом в САР, мог оказаться в уязвимом положении. При этом игнорировался тот факт, что Б. Асад руководит страной уже второй 7-летний срок. За это время он сумел в достаточно сложных условиях существенно укрепить свои внутриполитические позиции и создать собственную властную команду, на которую можно опираться в управлении государством.
Несмотря на неоднократные израильские провокации в отношении САР, Б. Асад умело уклонялся от прямой конфронтации с Израилем, за что подвергался скрытой критике внутри страны и открытым нападкам со стороны своих арабских соседей, прежде всего Саудовской Аравии. В процессе принятия решений по вопросам войны и мира Б. Асад, как представитель алавитского меньшинства, был вынужден думать не только о судьбе Сирии, но и будущем алавитской общины в САР. Радикальная суннитская оппозиция в случае прихода к власти в стране вряд ли будет склонна проявлять такую же гибкость. Скорее всего, она, пользуясь правом суннитского большинства, может взять на себя ответственность начать войну с Израилем за освобождение Голанских высот. С этой точки зрения проблема роста радикальных исламских группировок в регионе в одинаковой степени должна была волновать не только Сирию, но и Израиль. Для Тель-Авива этот вопрос мог приобрести особую остроту в случае попытки прихода к власти в Египте «Братьев-мусульман» в условиях ослабления властных позиций президента Х. Мубарака и сохраняющейся неопределенности в вопросах преемственности власти в этой крупнейшей арабской стране.
Несмотря на это, израильское руководство категорически отказывалось от какого-либо диалога даже с умеренными исламистскими организациями, особенно в лице Хамаса и «Хизбаллы». Поэтому Израиль обуславливал возможность начала переговоров с Сирией прекращением сирийской поддержки этих организаций и требовал понизить уровень связей Дамаска с Тегераном. Однако в Израиле либо не видели, либо предпочитали не замечать ряд очевидных фактов.
Во-первых, в отличие от времен президентства Х. Асада, когда в Ливане находился 40-тысячный контингент сирийских войск во главе с мощнейшим аппаратом разведки и контрразведки, Дамаск уже не мог контролировать «Хизбаллу» и ее руководство, несмотря на хорошие личные отношения Б. Асада с Х. Насраллой. Ослабление региональных позиций Сирии в результате политики США, Англии и Франции на Арабском Востоке, привело к тому, что Сирия в лучшем случае могла выступать на равных с «Хизбаллой» в решении ливанских проблем. Показательным в этом отношении стал тот факт, что после окончания второй ливанской войны в Дамаске и других крупных сирийских городах появились многочисленные плакаты, значки и эмблем, на которых Б. Асад был изображен вместе с Х. Насраллой. Представить подобное во времена Асада-старшего достаточно сложно. Чтобы хоть как-то удержать «Хизбаллу» в орбите своего влияния Сирии приходилось периодически предоставлять свою территорию для транзита иранской военной и материально-технической помощи этой организации.
Во-вторых, что касается Хамаса и других палестинских организаций, чьи представительства базировались на сирийской территории, вряд ли приходится сомневаться в том, что если бы возобновились сирийско-израильские переговоры, то сирийские власти как можно быстрее попытались изменить характер и формат своих отношений с этими организациями. Тем более что любая провокация на палестинских территориях могла быть использована Израилем для срыва переговорного процесса, ответственность за который израильская сторона переложила бы на Сирию. Однако необходимо констатировать, что пока представительства этих организаций располагались на сирийской территории и находились под плотной опекой сирийских спецслужб, Дамаск был в состоянии контролировать их деятельность. Естественно, в условиях конфронтации с Израилем Дамаск использовал этот контроль в своих интересах как инструмент давления на политику Тель-Авива в Ливане и Палестине. В-третьих, израильские требования к Сирии по поводу ее отношений с Ираном выглядели несколько надуманными, а в сложившемся политическом контексте отчасти и провокационными. Не требовал же Израиль от Сирии снизить уровень отношений с Турцией, с которой у Дамаска активно развивались связи в различных областях. Выстраивая свои отношения с Ираном, сирийскому руководству приходилось учитывать не только региональный баланс сил и свое место в нем. Дамаск должен был считаться с тем обстоятельством, что в отличие от Турции и Ирана, Сирия не являлась в полном смысле этого слова региональной державой и ее возможности влиять на важнейшие региональные процессы были объективно ограничены, особенно в сложившейся политической обстановки вокруг САР и на Ближнем Востоке в целом. Стоит предположить, что сирийское руководство не было настолько слепо, чтобы не видеть, что в отличие от прежних времен характер сирийско-иранских отношений существенно изменился и не в пользу Дамаска. Тем более что Дамаск традиционно выступал против любой региональной системы однополюсного типа, рассматривая ее в качестве потенциальной угрозы для собственного суверенитета и независимости. Если, посмотреть с этого угла зрения на сирийскую позицию в контексте проблемы возобновления мирного сирийско-израильского диалога, то она становится абсолютно логичной и понятной.
Анализируя проблему сирийско-израильских отношений необходимо учитывать широкий региональный и международный контекст. Установление пусть даже «холодного» мира между Сирией и Израилем окажет незамедлительный эффект на региональный баланс сил, а с учетом международной значимости Ближнего Востока как важнейшей транспортной артерии и энергетической кладовой способно повлиять на изменение характера всего спектра международных отношений. На региональном уровне не все арабо-мусульманские государства Ближнего Востока сегодня готовы к такому повороту событий, поскольку примирение Сирии с Израилем ломает прежние схемы выстраивания новой региональной структуры безопасности в регионе, где доминирующую роль рассчитывают играть как Египет и Саудовская Аравия, так и Иран и, возможно, Турция. Подобные стремления Анкары могут особенно усилиться после укрепления у власти исламской партии и в свете сохраняющейся неопределенности вступления Турции в ЕС. Обращение иранского президента М. Ахмадинежада к саудовскому монарху в 2007 г. с предложением о совместном участии в обустройстве послевоенного Ирака ясно демонстрировало намерения Тегерана принять самое активное участие в выстраивании будущего регионального порядка. Иран не может допустить отрыва от арабо-мусульманской базы и политической изоляции ИРИ в регионе, чему могут поспособствовать мирные переговоры Сирии и Израиля. Таким образом, мир между Сирией и Израилем является одним из ключевых стратегических моментов определяющих будущее всего Ближнего и Среднего Востока и с этой точки зрения затрагивает во многом противоположные и несхожие интересы и позиции многих участников ближневосточного политического процесса.