Владимир Ахмедов
“Арабская весна” и политический ислам.
События «Арабской весны» стали серьезным вызовом для различных отрядов политического ислама в арабских странах Ближнего Востока. Этому способствовали два важных фактора.
Во-первых; «Арабская весна» ознаменовала в практическом плавне возвращение политики в широкие массы населения этих стран и их активное участие в политическом процессе.
Во-вторых; «Арабская весна» обозначила новый этап национально-освободительного движения арабских стран, начавшегося еще во второй половине XX столетия, лейтмотивом которого является попытка превращения региона из объекта в субъект международных отношений.
Некоторыми учеными, политологами, экспертами, как на Западе, так и в России происходившие в регионе события были восприняты как усиление позиций политического ислама в регионе и стремление его различных отрядов к захвату власти в этих странах, их быстрой исламизации и утрате «светского» характера правления в них. В этой связи, в ряде опубликованных за последние три-четыре года трудах, статьях, часто встречались такие понятия как «арабская осень или зима». Эти понятия нередко связывались с именем «Братьев-мусульман», салафитами, представителями других «фундаменталистских» движений ислама. Подобные трактовки и характеристики были отчасти верны и имели под собой определенные практические основания.
В последнее время все настойчивее становились требования представителей так называемого политического ислама легализовать и расширить свое участие в политической жизни арабских стран. Лидеры исламских движений гораздо раньше, чем многие арабские руководители, осознали масштаб и глубину грядущих перемен. Действительно в отдельных странах региона представители различных отрядов политических движений ислама еще накануне арабских революций продемонстрировали возможность прихода к власти как мирным, демократическим путем (Турция, ПСР. 2002 г.), так и с помощью силы (Газа, «Хаиас», 2007 г.).
Ряд подобных движений и организаций, особенно те из них, которые выступали внутри своих стран с радикальных позиций, требуя восстановления социальной справедливости и равенства, а на региональной арене зарекомендовали себя как последовательные борцы против израильской оккупации арабских земель и американского господства в регионе пользовались поддержкой значительной части населения арабских стран. Поэтому нельзя было исключать, что при определенных внутренних и внешних условиях они могли взять власть в ряде арабских стран. Однако это вовсе не означало, что они обладали возможностью удержать эту власть в течение достаточно долгого времени, тем более были способны справиться с решением сложных внутри и внешнеполитических задач самостоятельно, без существенной собственной трансформации. В течение последних десятилетий организации типа «Братьев-мусульман», «Фронта Исламского Спасения», «Хамас», «Хизбалла» находились на положении гонимой оппозиции внутри своих стран (Алжир, Египет, Сирия). Либо как показали события в Палестине (2005-2007 г.г.) и Ливане (2006-2008 г.г.) сталкивались с активным неприятием со стороны правящего класса ряда ведущих арабских стран и Запада. В результате эти организации не обладали устойчивыми политическими позициями внутри своих стран и не пользовались согласованной поддержкой различных слоев общества. У них не было необходимого опыта государственного управления. Программы развития, учитывающие интересы многоконфессионального и полиэтнического населения этих стран, только разрабатывались. Вероятность легитимации их власти была весьма сомнительна не только за рубежом, но и в собственной стране. Военный переворот в Египте 30 июня 2013 года, в результате которого был, свергнут ставленник «Братьев-мусульман» президент Египта М. Мурси, наглядно продемонстрировал данные обстоятельства.
В тоже время, на наш взгляд, подобные суждения и оценки нельзя считать однозначно верными, тем более окончательными.
Во-первых; спровоцированные «Арабской весной» социальные и политические процессы в арабских странах еще далеко не завершены, а их результат для движений политического ислама, их будущего места и роли в пост революционных арабских странах, окончательно не определен. Непрекращающиеся волнения в Египте, факты разброда и шатаний в армейской среде и явно обозначившееся стремление салафитской партии «ан-Нур» укрепить свои позиции на властном поприще, также как и массовые демонстрации, в поддержку М. Мурси и его возвращения на пост президента служат тому явным доказательством.
С другой стороны, тот факт, что отдельные представители египетских «братьев», ведут при посредничестве США и ЕС, закулисные переговоры с военными и новыми гражданскими властями страны показывает, что уроки июньских событий не прошли даром. Сегодня революционный путь прихода к власти представляется некоторым из них в нынешних условиях весьма рискованным. В случае неудачи, они могут не только окончательно потерять власть, но и надолго оказаться на обочине развития своих стран. Поэтому они пока склонны к диалогу с властью и в принципе, поддерживают идею правительств национального единства, о создании которых сегодня говорят практически все от Марокко до Афганистана. Об этом же свидетельствует и тот факт, что в Сирии «братья» не только не имеют собственных боевых формирований, а ряд их руководителей, открыто выступает против их создания. Подобная идея, возникшая после событий 30 июня 2013 года в Египте на фоне столкновений с противниками М. Мурси не получила полноценного практического воплощения.
Во-вторых; политический ислам, как в идеологическом, так и в практическом плане, не является единым целым, тем более устоявшимся явлением, а определенным политическим феноменом в процессе развития. С этой точки зрения, было бы неверным, на наш взгляд, ассоциировать его с «бытовым» исламом, верой мусульман, в основе которой лежат известные догматы и религиозные практики.
В-третьих; различные отряды политического ислама, чья идеология базируется на сочетании богатого культурно-исторического, религиозного наследия арабов и современных идеологических, политических воззрений, выступают не только за возрождение ислама, с целью превращения арабо-исламского мира в равноправного участника мировых процессов. Прежде всего, они борются, друг с другом за утверждение своей трактовки определения смыла ислама в современных условиях.
В этой связи лидеры ряда этих движений еще до революционных событий в регионе стали пересматривать традиционные представления об исламской умме как общине единоверцев независимо от их национальной принадлежности. Публичные выступления руководителей палестинского «Хамас», ливанской «Хизбаллы», иракского сопротивления, новые корректировки их политических программ и установок значительно в меньшей степени пропагандировали догматы исламской веры. То, что было когда-то записано в программах этих исламских движений в качестве конечных целей (восстановление халифата, создание исламских государств на основе шариата и т.п.) представлялось практически неосуществимым в современных условиях глобального мира. Никто не мог определить, сколько времени потребуется для их достижения, и будут ли они вообще реализованы на практике. По крайней мере, лидеры этих движений не говорили об установлении шариата как основы государственного управления. Они гораздо больше озабочены сегодня положением в Египте, Сирии, Ливане, Палестине и Ираке. Оставаясь в своей основе исламскими движениями, они выступали с национально-патриотических общеарабских позиций и защищали идеи социальной справедливости и равенства, которые формируются на секулярных, а не только религиозных основах.
Ряд идеологов «умеренных» исламских движений (египетский шейх Юсеф Кардави, глава туниской исламистской партии «Ан-Нахда» Рашид Гануши) стремились приспособить ислам к демократии, «демократизировать ислам». Это заставляло их модифицировать оригинальные воззрения исламских идеологов, в основе которых лежала идея создания исламского халифата. В программных заявлениях большинства подобных организаций не шла речь о создании единого исламского государства в обозримой перспективе. Они призывали к созданию «исламского демократического государства» в существующих национальных границах. Выступали за отказ от насилия как средства политической борьбы, осуждали терроризм, поддерживали принцип проведения свободных парламентских выборов, пересматривали идею божественности власти, поддерживая демократические процедуры смены правящих режимов, пересматривали роль женщины в обществе, а в ряде случаев выступали в роли активных борцов за права человека.
В этой связи по многим параметрам эти движения смыкались с государственным политическим исламом, который ассоциировался с действующим режимом. То есть тем политическим исламом, который был приспособлен государственной властью в каждой арабской стране в подходящей для конкретного режима форме в целях идеологического обеспечения интересов внутренней и внешней политики.
Именно этот отряд политического ислама, а вместе с ним и наиболее «умеренные» движения политического ислама, готовые сотрудничать с властью в обмен на их поэтапную политическую легализацию, стали первым объектом воздействия «Арабской весны». В тех странах, где произошла революция, позиции официального государственного ислама, оказались, если не окончательно подорваны, то существенно ослабли с точки зрения воздействия на основные внутриполитические процессы. С другой стороны, «умеренные» отряды политического ислама оказались плохо приспособленными противостоять напору радикально настроенных революционных масс, тем более стать органичной частью вооруженных отрядов исламской оппозиции.
Возникший политический вакуум в ряде арабских стран, особенно в тех, где революции сопровождались острыми вооруженными конфликтами и гражданскими войнами (Ливия, Йемен, Сирия), стал заполняться некоторыми отрядами политического ислама, в том числе теми, которые принято именовать «такфиристскими» или «джихадистскими». В тоже время, как показал опыт их действий в Саудовской Аравии (1979 г.), Египте (1981 г.), Ливане (2007 г.) эти движения, как правило, не имеют широкой социальной базы поддержки, решают ограниченные задачи на коротком промежутке времени и с этой точки зрения имеют ограниченную перспективу в пост революционный период.
Значительно больший потенциал в пост революционный период имеет, на наш взгляд, политический ислам, чью социальную базу составляют средние слои населения, занятые бизнесом, торговлей, финансами, другими видами экономической и коммерческой деятельности, как на уровне национальных, так и региональных рынков Ближнего Востока. Так называемый «бизнес-ислам» или «ислам базара». Представители этого отряда политического ислама, как правило, характеризуются умеренными взглядами на внешней арене (как непременное условие успешного бизнеса с зарубежными партнерами) и определенной долей консерватизма, как гарантии внутрисемейной и корпоративной устойчивости, лояльности и преданности делу. К тому же, приходя во власть, они, как правило, делают выбор не в пользу идеологии, а реальной политики и практической деятельности.
Именно в таком исламе сегодня остро нуждаются арабские государства, терпящие колоссальные людские и материальные потери в результате прошедших и продолжающихся революций.